Александр Семёнов - Опус номер девять ля мажор. Часть 2. Жизнь как музыка и танец

– А что с ней? – спросила Оля.

– Да вроде не страшно. Два дня жаловалась на сердце, аритмия была, я говорила: давай вызовем неотложку. Она: не надо, не надо… Но я всё-таки вызвала. Приехали и увезли.

– Может, помочь чем-нибудь?

– Да не надо, спасибо, Оль. Справлюсь. Больница здесь, на Авангардной, я через день хожу. Еду приносить бабушка запретила, там кормят. Я позвоню, как буду готова.

– Хорошо, я жду. Передай, пусть выздоравливает, – сказала Оля, решив, что позвонит сама, если Ксения не даст о себе знать в ближайшие две недели.

Главной радостью этих дней было то, что родители Андрея наконец оттаяли и теперь Оля с Андреем могли приезжать к ним вдвоём. В первый такой визит Андрей подошёл к маленькому роялю в гостиной, с ужасно хитрым видом раскрыл клавир оперы Мусоргского «Женитьба» и произнёс:

– Давненько не брал я в руки…

Оля села рядом, чтобы перелистывать ноты. Андрей продолжал:

– Когда-то я пел Подколёсина в студенческом спектакле. На вокальном был только один подходящий голос, и он не мог это выучить. Но я лишь пел, аккомпанировала девочка с пианофорте. Мне за ней не угнаться… но попробую всё сразу.

Когда он раньше говорил, что может извлечь из рояля только гаммы да «Чижика-Пыжика» одним пальцем, Оля не очень-то верила. И потому не удивилась, когда Андрей, примерившись и без звука наметив несколько аккордов, бодро заиграл что-то неимоверно комическое. Было совершенно непонятно: вроде ноты как ноты, но, соединённые вместе, дают такое настроение, что улыбка сама разъезжается шире клавиатуры. Покончив со вступлением, Андрей запел сразу за двух героев. Партию Агафьи Тихоновны, не дожидаясь конца первой страницы, Оля взяла на себя. Читать мелодию с листа она не умела, но на слух ловила всё с первого раза и не отпускала. Кто там не мог выучить?… Агафья у неё выходила немного с джазовым уклоном, но так было даже веселее. Вернувшись домой, Оля ещё с неделю забавляла гостей речитативами на оригинальный гоголевский текст: «Вы, сударыня, любите кататься?» «Как кататься?» «На даче очень приятно летом кататься в лодке…» – теперь уже сама распевая за двоих. А Алёну, в знак особой благодарности, даже заставила переводить их на английский.

Не будь Алёны, вряд ли всё разрешилось бы так скоро. Как ей удалось? Алёна только пожимала плечами, загадочно улыбаясь. На следующее занятие она попросилась прийти вдвоём с подругой и привела миниатюрную гостью в джинсовом комбинезоне, с большим животом, тихим голосом и скромно опущенными ресницами.

– Олеся, – представила её Алёна, – из Вологды. Познакомились в поезде прошлым летом.

– Хочу переехать в Питер, – освоившись и осмелев, рассказала Олеся за чаем, – но вообще я сумасшедшая. Через три месяца рожать, а меня носит по свету.

– Других не держим, – заверила Оля и, вслед за ней осторожно приложив ладонь к круглому животу, воскликнула: – Ого! Пинается!

– Так ещё бы. Наш человек.

– Олеська твоя коллега по несчастью, – сказала Алёна, изобразив движения рук бегуна, – но меньше двадцати километров ей не интересно. А предпочитает марафоны.

– Я бы хотела попробовать марафон, – вслух подумала Оля, – испытать себя, так сказать. Но не уверена, все-таки бывший спринтер.

– Нетипичный спринтер, такая тоненькая… Я почему-то верю, что сможешь, – успокоила Олеся. – Не только пробежать, а замахнуться на три часа. Конечно, не с первого раза. Тренируйся, время есть. Весной начни с половинок, а я восстановлю форму к «Белым ночам». Уже три раза их бегала. Попробуем вместе, а потом доберёмся до «Великой Китайской стены» или даже «Четырёх пустынь». Может, «Iron Man» попробуем…

– Соблазнительница, искусительница, – сказала Алёна, обняв её за плечи. – Я вот думала из Питера уезжать, а поговорила с ней – и осталась. Теперь твоя очередь.

И Оля вправду стала тренироваться почти каждый день, до или после занятий. Наматывала круги по аллеям Полежаевского парка, а если было слишком темно или сыро – по тротуарам юго-западных улиц. Бегала по часу и больше, ускорялась и замедлялась, глядя на пульсометр, и отчёт о каждой тренировке заносила в специальную веб-страничку, созданную на локальном сервере. Андрей за пульсом не следил и статистики не вёл, просто гонял себя за компанию, если чувствовал силы после рабочего дня. Он никогда не считал себя хорошим бегуном на дистанции длиннее ста метров, но, подражая Оле, быстро уловил её технику, стал двигаться мягче, ровнее дышать, больше не втыкался в землю пятками и время от времени чувствовал то, что иногда снилось: невесомость, отсутствие усилий, когда ты сам летишь и только по привычке, которую давно пора забыть, подставляешь под себя ноги. Но так бывало не часто, а в основном – нормальный, крейсерский темп, в котором Андрей мог одолеть километров пятнадцать, как раз совпадал с Олиным замедлением. Недолго он чувствовал себя на равных, но затем Оля нажимала потайную кнопку, бесшумной ракетой уносилась вперёд и с невозмутимым видом догоняла его на круг, прежде чем Андрей успевал этот круг закончить.

– Всё-таки я продержусь с тобой этот марафон, – говорил Андрей.

– Десятку сможешь, я уверена. И для начала хватит.

– Ладно, полумарафон, – сказал Андрей после очередного испытания, но уже через двадцать минут, намыливая Оле спину под душем, принялся за старое:

– Нет, только целый. Я уже сейчас его сделаю, веришь? – и обнял её, бросив губку на дно ванны. Оля, закинув руку назад, погладила его по голове.

– Я буду спокойнее, если ты встретишь нас на половине с питьём и закуской. Но ладно, это я маму попрошу.

От такого ритма они исхудали, об этом говорили друзья, и родители всё чаще порывались накормить обоих пирогами и блинами. От девяноста восьми килограммов Андрея, с которыми он пришёл в совместную жизнь, осталось девяносто два, все брюки стали велики в поясе и не смотрелись с ремнём; Андрей не обращал на это внимания, и Оля купила ему широченные, могучие подтяжки, наводящие на мысль о диком Западе, кольтах и мустангах. Сама она весила пятьдесят семь и превратилась в сплошной слиток мускулов. На животе проступили такие чёткие квадратики, что Андрей однажды расставил там шашки и, если бы она не сбросила их от смеха, непременно разыграл бы этюд в Чапаева.

– Что-то и Алёнка меня сегодня не мучила, – сказала Оля, сев на диване. – Мы болтали после занятия, она смотрела, смотрела, но к решительным действиям так и не перешла.

– Знаешь, теперь бы и я трижды подумал, – ответил Андрей. – И ещё раз подумал… И всё-таки попробовал! – и, схватив её за плечи, опрокинул на покрывало. Оля сопротивлялась отчаянно и с такой энергией, что, будь на месте Андрея Алёна, её бы сдуло, как пух одуванчика. Но тут весовые категории были слишком неравны. Вырываясь, Оля заехала ему ладонью по зубам, остановилась, принялась извиняться, но Андрей махнул рукой: всё в порядке, всё цело, продолжаем! Дождавшись, пока она смирится и затихнет, он вытянулся в полный рост, уложил её, разгорячённую, часто дышащую, сверху и, закрыв глаза, прошептал: