Андрей Блатник - Ты ведь понимаешь?

Я был профессором в университете, а теперь живу на улице. Вы не могли бы помочь мне парой монет, чтобы я поел чего-нибудь горячего и постирал свои вещи?

В мыслях он уже давно повторял эти две фразы. Хотя занятия все еще были. Правда, на них больше не было студентов, уже давно не было, но, казалось, никто этого не замечал, и сторож кивал ему головой всякий раз, когда видел, как он пытается вставить ключ в дверь аудитории. Я должен научиться, думал он, однажды, однажды, у меня получится. Я должен научиться.

Только пополудни он заметил, что забрал не всё. Солнечных очков не было. И он не мог без них заснуть. Он поехал назад, думая о том, рассмеется ли она, когда он позвонит и скажет, чего ему не хватает? Она сбросит ему очки прямо с пятого этажа? После всего, что случилось, он даже не вправе на нее обижаться. Она лишь холодно выдаст их ему и не скажет ничего: ни не приходи больше, ни надеюсь, это в последний раз, ни дай о себе знать, ни было бы хорошо еще увидеться? В ее квартире он уже услышит кого-то другого? Вдруг, неожиданно, возможно всё.

На горизонте появился ее дом, и их, ее постельное белье на балконе. Внимающая солнечным лучам, картина отдохновения, спокойствия и умиротворенности. Будто бы и не было тех самых, их последних совместных дней. Будто бы его никогда не было в этой постели. Будто бы всё свежее и готовое к приходу кого-то другого — настоящего.

Он остановился внизу, собираясь с силами, чтобы выйти из автомобиля. И смотрел на это балконное пространство. Он искал в нем свои следы. Его глаза, не привыкшие к такому обилию света, застилали слезы. Постепенно, постепенно успокоится, уговаривал он себя.

Он искал, а часы шли. Он подошел бы к звонку, но ему не хотелось видеть то, что теперь написано на табличке рядом. Возможно, размышлял он, возможно, все разрешится само собой, возможно, она выйдет на балкон за бельем, увидит мой автомобиль внизу, спустится, принесет очки, предложит подняться наверх, скажет, что все изменилось, всё свежее…

Она не появилась, и когда он снова выглянул посмотреть, висит ли еще на балконе белье, то обнаружил, что темно и что теперь она его не увидит, даже если выйдет на балкон. Что теперь? Что теперь делать? Он знал: без солнечных очков он не сможет заснуть. Постели у него больше не было, оставался только автомобиль. Если поехать в правильном направлении, думал он, и если не останавливаться, солнце никогда не зайдет. Скорость, скорость важна, нужно развить правильную скорость. Он повернул ключ.

Есть много историй. Это одна из них. У тебя жена, дети, работа, машина, дом за городом. Кажется, что умрешь счастливым, что твои дети будут плакать на твоих похоронах, а соседи сожалеть, что тебя больше нет. А потом, однажды вечером, когда гаснут последние проблески света и ты едешь домой, ничуть не быстрее, чем обычно, раздается треск, ты на что-то наехал. Ты ничего не видел, только тупой удар из-под машины. Ты останавливаешься, выходишь, смотришь, что произошло. Под твоим автомобилем лежит ребенок, семи-восьми лет, такой же, как ждет тебя дома, это мог бы быть твой ребенок. Не шевелится. Под его головой растет лужа крови.

Ты кричишь, наклоняешься, щупаешь пульс, ничего не чувствуешь. Осматриваешься по сторонам, нигде никого, улица пуста. Каждый день ты ездишь по ней, но никого не знаешь, спальный район, серый и обшарпанный. Никто не смотрит, свет нигде не горит.

Что теперь? Что должно происходить, когда такое случается? Ты знаешь: если бы ребенок стонал, то все было бы просто. Ты положил бы его в машину и отвез в больницу. Или позвонил бы спасателям. Но сейчас ты видишь, что спасать некого. Когда ты немного приходишь в себя, то видишь, что уличные фонари не горят. Видишь, что на улице нет ни одной машины. Ты озираешься вокруг, не идет ли кто, а может кто-нибудь прячется за мусорными контейнерами и смотрит. Нигде никого.

Ты позвал бы кого-нибудь, но кого? И вообще твой телефон вдруг совершенно разрядился, и ты знаешь, что никто бы не отозвался, даже если бы телефон работал. Еще раз смотришь на ребенка. Тебе кажется, что он лежит там уже многие часы, что его лицо уже побелело, что кровь под головой уже высохла. Ты вновь озираешься, и тебе кажется, что дома вдоль улицы рассыпаются, что асфальт трескается, что в ночном небе зияют разломы, сквозь которые в любой момент хлынет пустота.

В руке у тебя по-прежнему ключ зажигания, ты смотришь на него, смотришь на автомобиль и понимаешь, что он больше никогда не двинется с места. Ты выпускаешь ключ, тот медленно падает в темноту под тобой, и ты совсем не удивляешься тому, что не слышишь удар металла об асфальт. Нигде ни звука. Собаки не лают, телевизоры не гудят, телефоны не звонят. Ты еще раз склоняешься к ребенку. Он все уменьшается, все усыхает, смотришь на свои руки и ждешь, что на них начнут появляться разломы. Тебя пронизывает мысль: у меня была жена, были дети, казалось, что я умру счастливым. Теперь все будет иначе. Есть много историй без счастливого конца. Это одна из них.

Я не хотел влюбляться. Но влюбился. Ничего не вышло. Я всё помню. То, как я бросил кольца в реку и она испугалась, что я с ней что-нибудь сделаю, если она меня отвергнет. Каждую из тех записок, которые я оставлял под дворниками ее автомобиля. Каждую я писал долго-долго, хотя они были коротенькими. Я отдался ей целиком. Со всеми порвал. Жена сказала мне, что я сошел с ума, что дети еще маленькие, что у меня была хорошая работа и что я себе думаю, слоняясь целыми днями по городу. Я знал, о чем я думал. Я хотел встретить ее. Но не встречал. А если и встречал, то делал вид, что не замечаю. Потому что не знал, что сказать. Потому что она мне сказала: все кончено. А я не сказал. Я не хотел. Но потом, когда она бросилась под поезд, я узнал. Что я давил на нее. Что она всегда плакала, когда раздавался звонок. Потому что всегда думала, что это я. Но это был не я. Не всегда я. Что я виноват. Но я этого не хотел. Я хотел только, чтобы она выслушала меня. Рассказать ей, что происходит с нами. Один раз, всё до конца. Еще один раз. Но не получилось. Она ушла, не сказав, что уходит. Если бы сказала, то было бы иначе. Я рассказал бы ей. Но я не рассказал. Потому что она не сказала. И теперь я хожу на станцию, каждый день, и смотрю, не уехать ли мне куда-нибудь. Потому что здесь мне больше нечего делать. Жена не подпускает меня к детям. У нее даже есть бумага. В ней написано, что я могу что-то натворить. Но я ничего не натворю. Ничего не изменится. Может, она и не умерла. Я не был на похоронах, мне сказали, что лучше не надо. Может, похорон вообще не было. Может, на каком-нибудь полустанке она ждет меня, ждет, что я приеду. Только не знаю, который поезд отправляется туда. Я смотрю на поезда и не могу решиться. Только смотрю.