Маргарет Этвуд - Пожирательница грехов

В последний раз я встретила тебя на крупной конференции, где еще проходила ярмарка вакансий. Забавно, в тот год она была в Нью-Йорке. Я выступала с докладом об Амелии Эдвардс [24] Амелия Эдвардс (1831–1892) – английская писательница. и о других журналистках того периода. Увидев твое имя в списке выступающих, я подумала, что это кто-то другой. Но это был ты, и все выступление ты доказывал, что у Джона Китса был сифилис. Ты серьезно изучил применение ртутных препаратов в начале века, а финальный абзац твоего доклада явился шедевром незавершенности. Ты пополнел, но выглядел неплохо, как будто играешь в гольф. И напрасно я ждала, когда же ты улыбнешься язвительно: лицо твое было непроницаемо.

Потом я подошла тебя поздравить. Ты удивился, завидев меня, сказал, какая же ты стала, и, видимо, тебя изумили моя фирменная прическа, красный джемпер, модные сапожки. Ты женат, у тебя трое детей – ты поскорее достал фотографии из бумажника, протянул их, словно талисманы. Я в ответ протянула свои. Мы даже не договорились вместе выпить. Мы пожелали друг другу всего хорошего, мы были разочарованы. Теперь я понимаю: ты бы хотел, чтоб я умерла юной от чахотки или еще от какого драматичного недуга. В глубине души ты тоже был романтик.

На этом бы и всё – не пойму, отчего же не всё. Я безусловно люблю мужа и детей. Кроме того, на заседаниях кафедры, под долгие разговоры про бюджет и учебные планы, я вяжу афганским крючком: дома я готовлю детям вкусненькое, устраиваю дни рождения, много пеку и мариную. Мой муж радуется моим успехам и, как говорится, вытягивает меня в периоды депрессии, которые случаются все реже. У меня богатая и полноценная сексуальная жизнь – и я даже представляю, как ты усмехаешься, но все равно: богатая и полноценная. Да и у тебя вряд ли лучше.

Но когда я вернулась с той конференции в дом, где живу, – не домик с верандой, а двухэтажный колониальный особняк, где ты, с тех пор как я туда переехала, обитаешь в подвале, – ты не исчез. Я думала, ты рассеешься, будешь изгнан из моей памяти, ты реальный, у тебя жена и три фотографии, и, в конце концов, банальность и есть магическое средство от неразделенной любви. Но и этого недостаточно. Ты стоял передо мной, как всегда, – на полке справа от лестницы, рядом с консервацией, – словно пыльная фигура Джереми Бентама за стеклянной витриной [25] Джереми Бентам (1748–1832) – известный английский философ и публицист, предложил новую модель тюрьмы, известную как Паноптикум, где все заключенные должны находиться под круглосуточным наблюдением тюремщика. , ты смотрел на меня, уже не с насмешкой – правда, правда, – а с упреком, словно я все это натворила, словно это моя вина. Но ты же не хочешь вернуть ту нищету, дома-развалюхи, пленительное отчаяние, и пустоту, и страх? Ты же не хочешь застрять на этой грязной бостонской улице навеки? Был бы тогда поосторожнее. Я пытаюсь объяснить: все равно это плохо бы кончилось, ты все не так помнишь, ты обманываешь себя, но ты никак не успокоишься. Прощай, говорю я тебе, жду, когда ты посмотришь на меня задумчиво, покаянно. Тебе полагается развернуться и пойти прочь, мимо груды старых чемоданов, за угол в прачечную комнату, исчезнуть за стиральной машиной, но ты не двигаешься.

Миссис Барридж маринует помидоры, разделила их на две порции, по двенадцать кварт в каждой, еще немного – и банок больше нет, помидоры останутся лишние. В магазине сказали, что завод стеклотары бастует. Миссис Барридж ничего не понимает в этих забастовках, но нынче пустых банок не найдешь, и с каждым годом их все труднее купить. Хорошо, что в погребе остались банки. В этом году зеленых помидоров много: прогноз погоды обещал белую росу, и миссис Барридж надела парку, рабочие перчатки, вынесла фонарь в огород, потому что тьма была кромешная, и сорвала все что могла – три бушеля с лишком. Она еще не так слаба, но попросила Фрэнка перетащить корзины с помидорами. Тот ворчит, но любит, когда она просит. В утренних новостях сказали, что погода нанесла урон огородникам и цены вырастут: не то чтобы наживутся сами огородники – наваривают-то магазины.

С помидорами она чувствует себя богаче, только что можно приготовить из зеленых помидоров? На помидорах – ни вмятинки, а Фрэнк сказал – он это каждый год повторяет, – мол, им ни за что не съесть двадцать четыре кварты зеленых маринованных помидоров – дети ведь разъехались. Да, но если наедут гости, так все съедят и по миру пустят, размышляет миссис Барридж. Вообще-то она всегда половину банок откладывает себе, а дети – они все равно помидоров не любят, и все съедает Фрэнк, и она прекрасно знает, что он их снова съест и даже не заметит. Он их любит класть на хлеб с сыром, когда смотрит по телевизору хоккей, и во время каждой рекламной паузы идет на кухню и делает себе очередной бутерброд, даже если только что сытно поел. А когда идет обратно к своему родному стулу, роняет крошки и кусочки помидоров на пол и на ковер. Миссис Барридж всегда раздражалась, особенно из-за крошек, а теперь ей грустно смотреть на мужа. Раньше она думала, что их жизнь вместе будет длиться вечно, но ведь это неправда.

Ей даже не хочется дразнить его, мол, у него складки на животе, но она все равно дразнит, потому что, если она замолчит, он расстроится.

– Ну вот, опять, – говорит она колко, с металлом в голосе. Она не может иначе, потому что все привыкли к ней такой и, если она заговорит по-другому, подумают, что она заболела. – Опять жуешь и жуешь, скоро я тебя из постели по утрам буду запросто выкатывать. Толкни – ты и покатишься до первого этажа. – А он огрызается лениво, а в жизни он не ленивый человек.

– Надо же как-то поразвлечься, – таким тоном, словно помидоры с сыром – это что-то неприличное. Каждый год он твердит, что она заготовила слишком много: вот погоди, скоро в погребе ни одной банки не останется.

Миссис Барридж делает заготовки с 1952 года – тогда же и огород завела. Она запомнила год, потому что была тогда беременна Сарой и еле нагибалась, пропалывая грядки. Когда миссис Барридж была ребенком, все мариновали сами и варенье варили. Но после войны большинство женщин это дело забросили, у людей появились денег, проще пойти в магазин и все купить. Но миссис Барридж верна себе, хотя почти все подруги считали, что она впустую время тратит, а теперь вот она рада, что не забросила, не потеряла навыка, а другим придется учиться заново. Хотя цены на сахар так растут, не поймешь, как запасаться.

Теоретически Фрэнк зарабатывает много как никогда – а денег все равно меньше. Конечно, всегда можно продать дом, думает миссис Барридж, кому-нибудь из городских, для дачи. А за дом выручить очень приличные деньги – несколько семей уже с места снялись. Но миссис Барридж не очень-то надеется на деньги, и потом, жалко терять землю, к тому же это ее дом, и тут всё как ей хочется.