Сол Беллоу - С ногой во рту или Язык мой – враг мой

Более всего поразила меня последняя попытка Филипа открыть мне свой (лживый!) секрет. Только мне на ухо и на идише он шепотом сообщил мне, что наши сестры вечно верещали как попугаи и что впервые в жизни только здесь он понял, что такое покой и домашний уют. Ложь! Здесь царила оглушающая рок-музыка. Осознав, что облажался, он со всех ног кинулся реабилитироваться. Двумя "Ягуарами" нас отвезли на семейный обед в китайский ресторан – огромный неординарный архитектурный комплекс, выполненный в виде ряда кольцевых колодцев, где размещались обеденные залы со столами, яркой особенностью которых было оформление в виде симфонических литавр. И вот здесь Филип устроил скандал. Он заказал чересчур много закусок, а когда весь стол заставили тарелками позвал администратора и стал жаловаться на то, что его дурят, он, дескать, не заказывал двойные порции всех этих яичных ролов, жареных вонтонов и гриль-ребрышек. Когда же администратор отказался забрать лишние блюда Филип стал ходить с тарелками между столами и предлагать их посетителям: "Вот! Угощайтесь! Бесплатно!" Он никогда не упускал случая побуянить в ресторанах, но в этот раз его осадила Трэйси: "Довольно, Филип, мы пришли сюда пообедать, а не поднять людям кровяное давление." Но не прошло и двух минут как он стал ломать комедию будто обнаружил в салате камушек. Мне уже не впервой приходилось видеть это – на этот случай у него в кармане был припасён камушек. Даже дети уже раскусили его и кто-то из них пояснил: "Вечно он устраивает этот цирк, дядя." Меня аж передёргивало когда они называли меня "дядя".

Хоть немного будьте ко мне гуманны, мисс Роуз. Я пытаюсь излагать дело с той скоростью на которую только способен. Ведь тут в Ванкувере ни души рядом со мной, кроме престарелой миссис Грейсуэлл, так что именно с ней мне приходится витать в эзотерических облаках. Притворяясь, что сломал себе зуб, Филип опускался от американизма женских журналов (любимая жена, прекрасный дом, высочайший стандарт нормы) до американизма рэднэков – орал на азиатов и приказывал своим детям связаться по настольному телефону с его адвокатом. Филистерские замашки богатой американской скотины. Хотя ныне уже трудно быть филистером без тонкого вкуса, адекватного эстетике объекта твоего презрения. Впрочем, что толку рассуждать о "ложном сознании" или ещё какой-то белиберде. Мой брат покорился воле жены, подвергнувшей его тотальной американизации. И чтобы заполучить эту (уже изжившую себя) привилегию ему пришлось продать свою душу. Хотя, возможно, он никогда и не был абсолютно уверен в реальности такой субстанции как душа. Что его бесило во мне, так это мои постоянные напоминания о существовании души. Кем я себя возомнил – типа, раввином реформаторской конфессии, что ли? Не считая траурных церемоний Филип и пары минут не стерпел бы музыки Перголези. Ну а я-то чем лучше? Презрев Перголези, думал лишь как бы повыгоднее пристроить свои деньжата! Вскоре после смерти Филипа в газетах можно было прочесть, что он был связан с "потрошителями" со Среднего Запада – ОПГ, промышляющей угоном дорогих автомобилей для их разборки на запчасти и продажи последних в Латинской Америке и остальных странах третьего мира.

Впрочем, Филипу инкриминировалось не соучастие в "потрошительстве". Его обвиняли в нижеследующем. С помощью моих денег наша фирма оформила кредит, за счет которого купила и затем перепродала земельный участок, вопреки тому, что большинство размещённых на нём объектов недвижимости не располагали "чистыми" правоустанавливающими документами, то есть имели запреты на их отчуждение. Узнав об этом, обманутые покупатели предъявили судебные иски. За этим последовали огромные неприятности. После вынесения ему обвинительного приговора Филип подал апелляцию, после чего, нарушив условия пребывания под залогом, бежал в Мексику, где был похищен во время спортивной пробежки по Чапультепекскому Парку. Его похитителями были так называемые "баунти-хантеры" (охотники за наградой), подрядившиеся вернуть его за гонорар предложенный залоговыми агентствами, которые он своим бегством оставил с носом. Знаете ли, мисс Роуз, при достаточно больших, оправдывающих риск, суммах всегда найдутся умельцы, готовые похищать людей. После того, как Филип был вывезен обратно в Техас, мексиканские власти начали процедуру его экстрадиции на том основании, что он был захвачен преступным путём, что было бесспорно. Мой непутёвый брат скончался, выполняя отжимания во время физзарядки на плацу тюрьмы в Сан-Антонио. Таков был итог его неуёмных потуг.

После его похорон, когда я предпринял шаги по компенсации своих убытков за счет его имущества, я обнаружил, что в списке его личного имущества какие-либо ценности отсутствуют, что все свои богатства он отписал жене и детям. Хотя оснований для обвинения меня в причастности к уголовным преступлениям Филипа не было, но ввиду того, что он записал меня учредителем общества с неограниченной ответственностью кредиторы предъявили мне гражданские иски. Тут то я и нанял адвоката Клауссена, которого затем лишился из-за моей реплики в фойе его клуба по поводу удара током заседающих в обеденном зале типов. Признаю, моя острота была грубоватой, хотя не грубее того, что люди часто говорят в мыслях, но раз уж даже и у нигилистов есть свои табу, то и адвокаты не могут позволить клиентуре болтать что на ум взбредёт. Клауссен показал мне красную карточку.

Таким образом, после смерти Герды я оказался на попечении её энергичного, но взбалмошного брата, Хэнсла. Приняв меня, и не без оснований, за профана, а также будучи склонным рубить с плеча, он столь рьяно взялся за дело, что вскоре довёл меня до нынешней ситуации. Ситуация, прямо скажем, швах! Вот такая парочка братцев-летунов, один смотал на юг, другой – на север, и ему светит экстрадиция. Конечно, никакое залоговое агентство не станет посылать за мной баунти-хантеров. Для них ловить меня – овчинка выделки не стоит. Ну а Хэнсл, заверив меня в том, что в Канаде я буду в безопасности, даже не удосужился лично ознакомиться с законодательством. Вместо него этим занималась одна из его помощниц-студенток, а поскольку она была смышлёной и симпатичной, то он не счёл нужным ревизовать её выводы. Если осведомленные благожелатели спрашивают меня, кто мой адвокат, а я озвучиваю его имя, то оно впечатляет их: "Хэнсл Дженауэр? Очень толковый парень. Всё у вас должно быть в порядке." Одевался он очень стильно – носил гонконгские костюмы и сорочки. Обладая стройной фигурой, он держится как сольный скрипач, его образ поведения, как для образа, смотрится вполне убедительно. В честь сестры ("Она ведь до последнего вздоха твердила, что так чудесно жила с тобой") он стал, или пытался стать, моим защитником. Для него я был жалким разорённым старпёром, который невзирая на свою никчемность случайно разбогател и которого затем из-за его идиотской доверчивости до нитки обобрали.