Сол Беллоу - С ногой во рту или Язык мой – враг мой

– Наш бизнес идет как по маслу, – говорил мне Филип. – К будущему году я смогу пролонгировать ипотеку, после чего мы с тобой по-братски раздербаним мильончик с хвостиком. Ну а пока что тебе придётся утешиться нулевой ставкой налогообложения твоих инвестиций.

Я перевёл разговор на тему нашей сестры Чинк, считая что единственным моим шансом добиться своего было задеть его струну родственных чувств, остатки которых не зачахли ещё в этой атмосфере, где царствует наэлектризованный рок-музыкой бородатый мох (плюс питбули на заднем дворе, беззвучно утопающие в агонии своих кровожадных инстинктов). Я напомнил ему те времена, когда мы на Индепенденс-Бульваре слушали совсем другую музыку. Чинк играла на пианино "У Джимми был пятицентовик", а все мы остальные подпевали или, точнее, горланили хором. Помнил ли Филип Крамма, шофера грузовика по доставке лимонада (это он, будучи неравнодушным к Хелен, придумал ей нежное прозвище "Чинк"), который мог забросить полный ящик бутылок точно на пятачок на самой верхушке пирамиды ящиков? Нет, конечно же, ящики в этом лимонадном грузовике не были штабелированы точно в форме пирамиды – эта форма была ближе к зиккурату.

- Зиккурат? Это ещё что такое?

- Ассирийские или вавилонские пирамидальные башни, – объяснил я, – ступенчатые, но не закачивающиеся острием.

- Не стоило отдавать тебя в колледж, – резюмировал Филип, – хотя даже не знаю, на что другое ты был бы годен. Кроме тебя ведь никто из наших не прыгнул выше средней школы ... А этот Крамм, вроде, был неплохим парнем.

– Да, – подтвердил я, – Чинк уговорила Крамма оплатить мою учёбу в колледже. Он был толстяком, помнишь? – спросил я Филипа.

Крамм был невысоким коренастым крепышом. Круглолицый с гладкой как у самоанца кожей он гладко прилизывал свои чёрные волосы в стиле актёров Валентино или Джорджа Рафта. Он помогал нам всем, оплачивая аренду нашего жилья. Наш папа во время Великой депрессии работал коммивояжером, втюхивая ковры батрачкам в северном Мичигане. На аренду он заработать не мог. Большое домохозяйство целиком и полностью лежало на плечах матери и если прежде она, будучи излишне эмоциональной, сходила за странноватую, то на шестом десятке она производила впечатление полоумной. Её стиль управления домом был близок к армейскому, а командным пунктом ей служила кухня. Крамма нужно было кормить потому, что он кормил нас, а его было проще убить, чем накормить. Мать выварками готовила ему голубцы и китайское рагу чоп-суи. Суп он мог хлестать вёдрами, мог сам "умять" целый ананасный перевернутый пирог. Мама покупала продукты, потом мыла, чистила, резала их, затем варила, жарила, шкварила и пекла блюда, затем подавала их на стол и, наконец, мыла посуду. Крамм ужирался до отвала, после чего ночью мог выйти из своей комнаты в одних пижамных штанах и побрести куда-то во сне как лунатик. Впрочем шёл он прямиком к холодильнику. Помню, однажды летней ночью стал свидетелем того, как он разрезает апельсины пополам и впивается зубами в их мякоть. Так, пребывая в состоянии сомнамбулизма он выхлестал их с дюжину, после чего я видел как он отправился обратно в постель, ведомый своим брюхом к нужной двери.

- А ещё он ходил в игорный дом под вывеской "Даймонд-Хорсшу, Кедзи-энд-Лоуренс", – добавил Филип, который тем не менее не собирался втягиваться в какие-то воспоминания. На его лице даже промелькнуло некое подобие улыбки, но в целом сохранял сухость и сдержанность. Это и понятно, ведь он следовал плану выгоднейшей из его махинаций. Сменив тему, он спросил, восхищён ли я тем, как Трейси управляет этой огромной виллой. Она, дескать, просто кудесница. Ей же, мол, не понадобились никакие дизайнеры интерьера, она весь дом оформила сама. Всё бельё у неё португальское. Ландшафтный дизайн территории бесподобный. Её розы завоевывали призы. Оборудование никогда не создавало проблем. Ко всему она ещё и отменный повар. Да, детки у нас не подарки, ну так это все они сейчас такие. Жена, однако же, будучи отличным психологом, в общем-то неплохо приручила этих зверёнышей. Ведь они – типичные представители американской молодежи. Для него всё типично американское служило предметом высшего восхищения, что, впрочем, также являлось чисто американским феноменом.

После моих настойчивых звонков на кухню, мне на завтрак приносили чашечку растворимого кофе и ломтик хлеба "Уандербред". Приносила их ко мне в комнату служанка-негритянка, игнорирующая любые мои вопросы. "А что нет у вас яйца, немного гренок или ложки джема?" В ответ лишь тишина. Я дико возмущён отказом кормить меня. Просиживая в ожидании служанки, носящей мне растворимый кофе и поролоновый хлеб, я сочинял и оттачивал адресованные ей комментарии, прикидывая при этом ещё как бы не переборщить с едкостью сарказма, чтобы не испортить с ней нормальных людских отношений. Но дело в том, что пытаясь наладить нормальные человеческие отношения с прислугой брата, я только зря тратил время. Ясно было, мисс Роуз, что я был здесь совершенно нежелательным гостем и никто меня слушать не будет. Я словно бы слышал фразы, которыми инструктируют прислугу: "Урежьте ему прежние услуги" и "Изобразите перед ним самое утомлённое безразличие, на какое только способны" – цитаты фраз Гонерильи из шекспировской драмы "Король Лир". Ещё одним обломом для меня явилось то, что меня поселили в комнатушку, где жила одна из их дочерей когда была маленькой и покинувшей её когда та стала слишком тесна для неё. Если на тот момент я счёл рисунок обоев этой клетушки (по мотивам детских стишков "Симпл Саймон" и "Гуси Гэндер" *) неадекватным, то сейчас я понимаю, что он подходил мне идеально. [* Прим. "Симпл Саймон" (Simple Simon) – букв. Простак Саймон, "Гуси Гэндер" (Goosey Gander) – букв. Глупый Гусак] И после всего я ещё должен был выслушивать как мой брат нахваливает свою жену. В который уже раз он убеждал меня в том, каким она была умным добрым человеком, какой мудрой заботливой матерью и какой превосходной хозяйкой, снискавшей уважение самых авторитетных владельцев крупнейших объектов недвижимости. А какой она была прозорливой советчицей (Так я и поверил!). Ко всему прочему, когда он пребывал в депрессии она так сердечно утешала его и, будучи темпераментной любовницей, дарила ему то, чего он никогда не имел до неё, – покой. И я, мисс Роуз, сливший в эту яму свои $600,000, был вынужден как болван поддакивать и кивать.

Принужденный к подписанию всего потока его липовой документации, я не только подписал вместе с ним счёт-фактуру на товары, которые он продал без моего ведома, а ещё и мямлил слова нужные ему для завершения его предложений. (Представляю, как глумился бы надо мной Уолиш.) Субтропический бриз, благоухающий ароматами магнолий, жимолости, флердоранжа и ещё чёрт знает чего, – повеял над головами двух родных, но столь чужих, братьев. Да только это не бриз, это дыхание смерти пахнуло нам в лица.