Сол Беллоу - С ногой во рту или Язык мой – враг мой

В детстве Филип был ужасно толстым. Нам тогда случалась ночевать вместе и ощущение было такое будто с тобой в постели дюгонь. Впрочем, с тех пор он значительно похудел. В профиль на его крупном лице выделялись мешки под глазами. Острые черты лица резко контрастировали с его массивным телом. Мой покойный брат был необычайно хитроумен и строил долгосрочные планы. Свое полное превосходство надо мной он выражал холодным равнодушием. Моей же слабостью было нежное чувство к нему, недостойное взрослого мужика. Он слегка походил на голливудского актёра Спенсера Трэйси, но был более бойкий и резкий. Его кожа была покрыта техасским загаром, на голове сделана "укладка", не стрижка, а на всех пальцах красовались мексиканские кольца.

Мы с Гердой получили приглашение погостить на его вилле под Хьюстоном, где он жил на широкую ногу. Демонстрируя мне свои владения, он сообщил мне: – Каждое утро, открывая глаза, я говорю себе: "Филип, ты живёшь прямо посреди парка и этот парк твой!"

- Да, у тебя тут просторы как в чикагском Даглас-Парк ...

Он перебил меня, не желая даже слышать о нашей прежней жизни в районе Уэст-сайд, о наших убогих корнях, о Рузвельт-роуд со штабелированными на её тротуарах куриными клетками, о талмудисте трущем хрен у входа в рыбную лавку и ежедневной кухонной драме семьи Шоумутов на Индепенденс-Бульваре. Он до мозга костей американизировался и его просто коробило от этих моих мемуаров. И это при том, что в то время он уже имел прав на эту техасскую виллу не больше, чем я. Вполне возможно, что у неё вообще не было собственника. Дело в том, что до моего брата освоить этот частный парк безуспешно пыталось немало бизнесменов от нефтяной и строительной отраслей, каждый из которых внёс свой вклад в строительство этого монументального комплекса. При этом вас одолевало ощущение, что все они закончили жизнь в богадельнях или бюджетных психушках, проклиная эту гигантскую фата-моргану, собственником которой ныне якобы был мой брат Филип. Правда же была в том, что он ввязался в это дело не по своей воле, а по принуждению, купив эту виллу по различным надуманным мотивам и под нажимом своей супруги. Так вот, как только мы оказались наедине, Филип сообщил мне, что у него есть абсолютно надёжный проект инвестирования моих денег. У него, дескать, пруд пруди предложений инвесторов на сотни тысяч баксов, чтобы войти к нему в долю, но ради меня он, конечно же, им всем откажет. Тут он озвучил свои условия. Первое из его условий заключалось в том, что я не могу задавать ему вопросов относительно того, как он ведёт бизнес, но могу быть уверен в том, что он по-братски будет оберегать меня и бояться мне нечего. В глубине благоухающих плантаций парка он даже раз (но не более) перешёл на идиш. Есть одна еврейская поговорка: "Не клади здоровую голову на постель для больных", означающая, "не ищи себе лишних проблем". Так вот, он пообещал, что никогда не позволит мне "положить мою здоровую голову на постель для больных". Ну а потом он опять стал выпендриваться. Сказал, что его жена – образец честности и лучшая женщина в мире, и если, не дай бог, с ним что-то случится, то она будет свято блюсти его обязательства и исполнит его завещание с фанатической преданностью. Дескать её фанатизм к нему незыблем. Дескать, я не знаю Трэйси, её не так легко раскусить, а она женщина с большой буквы и не желает, чтобы в нашем партнёрском соглашении значились какие-то пункты, даже формально обязывающие её к чему-либо. Дескать, она обидится на такое, впрочем, как и он. Вы не поверите, мисс Роуз, насколько меня проняли все эти банальные фразы. Я отреагировал на них подобно тому, как ведёт себя педаль газа автомобиля, которая при нажатии его пухлой, элегантно обутой ступни впрыснула порцию пусть не газа, пусть крови в мой бренный моторчик. Расчувствовавшись как болван, я согласился на всё. Да-да, на всё!

Суть бизнес-плана брата состояла в том, чтобы открыть крупнейший в Техасе центр разборки аварийных автомобилей для снабжения авто-запчастями не только всех южных штатов, но и стран Латинской Америки. Не секрет, что крупнейшие немецкие и итальянские экспортные фирмы зашивались с поставкой запчастей, что сам я испытал на своей шкуре – мне как-то раз пришлось ожидать четыре месяца стабилизатор передней подвески на БМВ, не оказавшегося в наличии у нас в Штатах. Но не сам бизнес-план был тем, что подкупило меня, мисс Роуз. То, перед чем я не мог устоять, был шанс того, что впервые в нашей жизни мы с братом будем настоящими соратниками. А поскольку основой нашего сотрудничества никак не мог быть Перголези, то ею неизбежно должна была стать коммерция. Меня безудержно захлестнули эмоции, так долго ждавшие случая для проявления, – поселившись в моей душе ещё в раннем детстве, они сейчас во всю мощь вырвались на волю, чтобы погубить меня.

- Где ты и где автохлам? – спросила меня Герда. – Железо, масло и весь этот грохот?

- А разве налоговая служба хоть когда-то чего-то сделала для музыки чтобы сдирать с меня половину роялти от моих книг? – спросил я в ответ.

Моя жена, мисс Роуз, будучи образованной женщиной, стала перечитывать некоторые книги и беседовать со мной о них, главным образом, на сон грядущий. Мы рассмотрели с ней довольно много книг Бальзака, в частности: Отец Горио (о том, как дочери могут поступить с отцом), Кузен Понс (о том, как друзья пожилого, но наивного мужчины, прибрали к рукам его собрание предметов искусства, сведя его тем самым в могилу) ... В обоих случаях все эти мошенники являются близкими людьми своих жертв, но поступают с ними без всякой жалости. Затем она поведала мне историю разорения доверчивого парфюмера, бедняги Цезаря Биротто. Кроме того она прочла мне выдержки из Маркса по поводу того, как капитализм разрушает родственные связи. При этом мне как-то даже в голову не пришло, что подобные пакости могут постигнуть и того, кто прочитал о них. Ведь читал же я о венерических заболеваниях и ни разу не подцепил какого-то из них. Да и потом, принимать меры предосторожности было уже слишком поздно.

Во время моей последней поездки в Техас, после того, как мы посетили необъятные чадящие просторы нашей авторазборки и уже возвращались на виллу, Филип сообщил мне, что его жена увлеклась разведением собак породы питбультерьер. Вы, наверное, читали об этих тварях, которые повергли в ужас американских любителей животных. Это самая страшная из собак. Это смесь терьера с английский бульдогом – гладкошёрстные, широкогрудые, необычайно мускулистые, они набрасываются на всех чужих, как взрослых, так и детей, причём без всякого предупреждения, поскольку они не лают. Цель их атаки всегда только убийство и коль уж они начали рвать вас, то отозвать их невозможно. Для полицейских, если они успеют приехать вовремя, нет иного способа спасти жертву кроме как застрелить собаку. Во время собачьих боёв эти собаки бьются и сдыхают не издав ни единого звука. Азартные фанаты делают миллионные ставки на результаты таких боёв (которые запрещены законом, но тем не менее проводятся). Всевозможные общественные организации по защите животных и гражданских свобод людей не совсем понимают, как защищать этих животных-убийц или законные права их хозяев. Есть даже одна вашингтонская группа лоббистов, требующая вообще ликвидации этой породы, ну а пока что энтузиасты продолжают всевозможные эксперименты для создания ужаснейшей в мире собаки. Филип неимоверно гордился своей женой. – Трэйси просто чудо, скажи? В этих пёсиков вбуханы сумасшедшие деньжищи. Да, проторить новую тропу ей можно доверить смело. Народ со всей страны так и валит чтобы купить у неё щенят. Он отвёл меня в питомник, чтобы показать своих питбулей. Когда мы проходили мимо их вольеров, они упирались лапами в проволочную сетку и скалили на нас зубы. Кайфа от экскурсии в питомник я не ощутил – если честно, у меня самого зубы начали постукивать. Да и Филипу явно было не по себе. Он был собственником этих собак, они были его активами, но своим хозяином они его не признавали. Трэйси, появившись среди собак, молча кивнула мне. Кроме неё они позволяли входить к ним ещё только негров-работников, приносящих им мясо. – Но боготворят они лишь Трэйси, – пояснил Филип. Видимо, я так струхнул, что на ум ни шло ничего иронического или саркастического. Я даже был не в состоянии напустить на себя беззаботный вид, чтобы явиться домой к Герде, поднятием духа которой я был озабочен в тот печальный период её жизни.