Эрик Бутаков - Бульвар Постышева

Итак, метастазы торговой заразы расползались во все стороны света, пришлось колотить из зеленых досок на пустыре за Рабочим огромную торговую площадь и обносить её крепким забором, а заодно продавать билеты за вход покупателям и брать мзду с продавцов. Бороться стало невозможно с буржуазной «болезнью», пришлось извлекать из этого выгоду. Заодно, всех держать под контролем и оперативникам, и ОКО в выходные спать не давать.

Ткач был одиночка. Отчаянный, вольный и смелый Волк-одиночка, он мог задавить любую овцу. Таким он родился — с крепкими характером и зубами, резким от природы, сообразительным мгновенно. Количеством денег в кармане, яркой, дорогой, зарубежной одеждой, манерой общенья, острыми фразами, холодным, гипнотическим, прищуренным взглядом, глядя на мир с высоты, свысока и надменно, выделяясь из серой толпы, Женька постоянно был в центре и во главе. Ещё в школе, в свои шестнадцать лет, когда другие носили френч с нашивкой «Раскрытая книга и Солнце», Жека был в джинсах, яркой рубахе, галстук с голой бабой на обороте, длинные волосы, куртка из замши, кроссовки, не зашнурованные вечно, сумка через плечо желтая-желтая с рыцарем в шлеме, оправа «Джоконда», девки красивые рядом и друзья такие же точно, почти. И уже где-то, наверное, рос первый сын.

И вот ещё что не забыть бы, сказать: он был один из немногих в то время, кто был с малолетства крещен!

Появилась барахолка, появились шальные, большие деньги. Её и их контролировали (а как без этого?) другие люди, значительно старше и со стажем не хилым. Но раз были деньги, барыги и лохи, то Ткач их бомбил по полной программе. Он не признавал авторитетов, он сам себе был авторитет, и шел на пролом, добиваясь цели, не глядя на ранги, чины, звания, положения. Решил — сделал. Отчаянный был. Я повторяюсь, но я утверждаю! Согласитесь, что ничто так не возбуждает, как возможность, что скоро получатся деньги. Сон, как рукой снимает. А Ткач мало спал, энергии было в нем за двоих, и планы по жизни были большие. Но характер, характер и безудержный пыл — он, как будто спешил жить, как будто летел по жизни, и в этом ему помогали машины.

Всем, что передвигалось быстрее него, он любил управлять. Поначалу менты за ним гонялись на «Уазике» по Постышеву, когда он уходил от них по кустам на каких-то бесконечных мотоциклах. Не знаю ни одного случая, чтобы его поймали. Видимо, на Постышево так заведено со скоростью и мотоциклами: Ткач, Зелик, Сорока Старший, Неческа Старший и масса других людей, в том числе и мы частенько, разгоняя визжащих прохожих, с дороги слетали на тротуар, а потом по кустам на Кирпичку по узким тропинкам — туда, где не пролезет «Уазик».

После школы, поступив в институт, но по како-то причине оставив учебу, Женька пошел на курсы водителей в ДОСААФ. Получил права и устроился нарабатывать стаж перед возможной Армией в «Горздравотдел». Оранжевый «Москвич» стал его домом, средством передвижения и причиной, способом и местом знакомства с новыми юными девами нашего старинного города. Стрелка спидометра натерпелась и погнулась — он летал, как угорелый, Шумахер отдыхает.

Я не умел управлять автомобилем до тринадцати лет — не было такой возможности научиться. Просто негде было. А тут как-то иду мимо его дома, смлтрю, Жека сидит в своем «Москвиче».

— Здорово.

— Здорово.

— На обед приехал?

— Да, уже обратно надо. Покурю и поеду. Садись, перекурим.

Я сел в машину, но тогда я ещё не курил — боксером был.

— Машину умеешь водить? — вдруг задает он вопрос.

— Нм разу не пробовал.

— Что так?

— А где?

— Хочешь?

— Хочу, но страшно, как-то.

— Садись. Когда-то же надо попробовать.

И мы поменялись местами.

Я сел, внутри всё колотит, страшно — что будет, как будет, как себя «зверь» поведет? Мотоцикл — другое, там как на велосипеде, всё ясно, руль другой и педали другие. А тут, с непривычки, да, просто, не зная, что делать, — нервишки играют, а отказаться сил нет — интересно… и поздно.

Женька объяснил, что и как делать, переключил передачу:

— Пошел!

Нужно было сразу войти в поворот. А машина, скотина, «неожиданно» дернулась. Нога влипла в пол вместе с педалью газа, руки вцепились в руль, всё куда-то помчалось и началось!..

Лавочка — вдребезги!

Рябинка — лохмотья!

Копосова еле смогла отскочить!

Бордюры искрили от тренья с железом!

А Женька смеется и давит на тормоз поверх моей лапы:

— Спокойно, братишка, рули, не волнуйся, сейчас остановимся, правее держи!

— Я не волнуюсь! Ой, бля, сука, нафик!

И мы тормознули в полуметре от тополя.

— Потом съездим в поле, там погоняем — там нечего бить. Поучимся ездить.

— Давай.

Выправив бампер, проверив колеса, оценив повреждение крыльев, Ткач улыбнулся и спокойно сказал:

— Нормально. Для первого раза — покатит.

— Вы что — одурели? — орала Маринка, которую я чуть не сшиб.

— Спокойно, Мариха, всё Олэ Ридэ.

Мы попрощались, и Жека поехал работать — лекарства развозить по аптекам.

Мы часто летали с ним по Плотине. Выдавливали из машины максимум скорости. Тогда было мало машин на дорогах, и знак на плотине стоял «Минимальная скорость 60 километров». Мы его соблюдали. С ним не было страшно, когда он рулил. Казалось, что всё обойдется. Не вру — отдыхает Шумахер. Но было однажды такое.

Летим по Байкальской, по мокрой дороге. На перекрестке с Третьей Советской, — там не было до того светофора, поставили сразу после этого случая, — вылез огромный фургон и заглох. Прямо перед нами заглох. Тормоза на мокрой дороге свою роль не сыграли. Боковина фургона, казалось, неслась прямо на нас, а не мы на неё. Удар! Машина в лохмотья. Руль с Женькой подняло до крыши. Мотор весь в салоне. Но я, к счастью, был на заднем сиденье и только нос расквасил о переднюю спинку.

— Дурак ты, папаша! — сказал Женька и повернулся ко мне. — Жив?

— Жив, — говорю, — только нос, вот, разбил.

— Хорошо, — говорит он. — Упади не сидение, сделай вид, что разбился — побольше крови и глаза закати. Сейчас мы с этого мудилы за твой нос получим по-полной, заплатит, сука, за всё!

Подходит к нам мужик грузового автомобиля, который перед нами вынырнул не по правилам и встал, смотрит: я весь в крови лежу в салоне, уже не дышу. Ткач ему говорит:

— Что, батя, допрыгался? У меня в салоне труп. Суши сухари.

Мужик побледнел от страха:

— Машина заглохла!

— Заглохла. Пиздец тебе, дядя, вызываем ментовку.

— Что делать-то теперь, парень? Что делать-то? А?

— Что делать? Есть деньги?

— Есть. Сколько надо?

— Все! Давай все, сколько есть. Попробую реанимацию вызвать. Может, поможет.

Мужик достает из кармана всё, что есть. Протягивает дрожащей рукою.

Ткач забирает, не считая, кладет их в карман. Подходит к машине, открывает со скрипом заднюю гнутую дверцу и мне говорит: