Фрэнк Харди - Власть без славы

Дверь открыла горничная.

— Скажите миссис Уэст, чтобы она пришла в гостиную, — сказал он ей. — Потом можете идти. Вы сегодня свободны до вечера.

Он усадил миссис Эванс в кресло. Она беспрестанно комкала в руках носовой платок — то кусала его кончики, то вытирала им глаза, то сморкалась. Запинаясь, она рассказала ему все, что знала.

Джон Уэст сидел неподвижно, призвав на помощь всю свою выдержку, чтобы сохранить внешнее спокойствие. У этой женщины нет доказательств. Он даст Нелли возможность опровергнуть это нелепое обвинение, а потом заставит ее поплатиться. Надо хорошенько наказать ее, вероломную, неблагодарную тварь.

Облегчив душу, Мэртл словно впала в забытье, и когда Нелли вошла в комнату, она даже не подняла глаз. При первом же взгляде на Нелли у Джона Уэста исчезли всякие сомнения в правоте слов миссис Эванс. Нелли, растрепанная, с покрасневшими глазами, боязливо вошла в комнату, словно непослушный ребенок, которого высекли за шалость. Она ухватилась за стол и тяжело привалилась к нему, словно изнемогая от слабости.

— Нелли, — сказал Джон Уэст, — ты, конечно, знаешь, что это миссис Эванс. Она предъявляет тебе очень серьезное обвинение. Я по справедливости хочу дать тебе возможность доказать, что она не права.

Нелли молчала, она даже не подняла головы и стояла, вцепившись в стол так крепко, что суставы пальцев побелели. Пряди волос выбились у нее из узла на макушке и свисали на лицо. Джону Уэсту она вдруг показалась отупевшей, больной проституткой. Он шагнул к ней — ему хотелось ударить ее по щеке, отколотить, свалить с ног, убить. Он стоял и в упор смотрел на нее, расставив ноги, подняв сжатые кулаки; с трудом овладев собой, он обернулся к Мэртл.

— Что ж, как видно, говорить больше не о чем, — сказал он. — Я отвезу вас домой, миссис Эванс.

Они вышли из комнаты; Нелли даже не шевельнулась.

Всю дорогу Мэртл Эванс сидела молча, сложив руки на коленях. Она совершенно обессилела, ей было стыдно, и мысли ее вернулись к Биллу. Он не виноват, твердила она про себя, он не виноват, я должна вернуть его любовь. Я прощу ему все. Она украдкой взглянула на Уэста. Руки его крепко сжимали баранку руля, он был бледен и не разжимал крепко стиснутых губ, но казался спокойным. Мэртл смутно припоминала, что Джон Уэст слыл таинственным и опасным человеком. Может, из-за нее жизни Билла теперь грозит опасность.

Уэст был неопытным шофером и вел машину медленно. Он не любил автомобилей. Теперь он избавится от этой машины и от слуг тоже. Нелли должна быть наказана, наказана, вертелось у него в мозгу, Нелли должна быть наказана. Вот как она отплатила ему за все, что он для нее сделал. Он женился на безнравственной женщине. Мать его детей путается с каменщиком. Это неслыханный вызов его могуществу. Это хуже, чем если бы кто-нибудь надул его в делах или отказался принять взятку, или если бы кто-нибудь, будучи у него в полном подчинении, вдруг взбунтовался против него.

Власть можно удержать, только жестоко наказывая бунтовщиков. Джон Уэст никогда не прощал неповиновения, не простит он и на этот раз. Ему не приходило в голову, что в поведении Нелли немало виноват он сам. Нелли была частью того мира, где он властвовал безраздельно; она была его собственностью, купленной и оплаченной. Она и сейчас его собственность. Он накажет ее. Она никогда больше не увидит Эванса; она останется с мужем и поймет наконец все безумие своего поведения. И будет наказана, наказана.

— Она будет наказана, миссис Эванс, — сказал он. — Не беспокойтесь, она будет наказана. Мои религиозные убеждения не позволяют мне развестись с нею, но она будет наказана.

— А Билл, мой муж? Вы не станете его наказывать, вы не убьете его?

— Нет. Он тоже заслуживает наказания, но я ничего ему не сделаю, только рассчитаю конечно. Само собой, он не может больше работать у моего подрядчика.

Нелли после их ухода медленно поднялась наверх. Сначала ее как бы сковало умственное и физическое оцепенение, но постепенно, при мысли о возвращении мужа, в душу ее закрадывался страх, и она стала приходить в себя. Последнее время она жила в мире мечтаний, она строила нелепые планы бегства с Биллом Эвансом, планы, от которых она отказалась бы, если б была способна здраво рассуждать. Раньше она могла как-то ладить с Джоном, теперь это уже невозможно, думала она. Что он с ней сделает? Он сдержал свою ярость, но что будет, когда он вернется домой?

Она должна дать ему отпор. Она должна защищаться, отвечать злобой на злобу, ненавистью на ненависть, оскорблением на оскорбление. Как и Мэртл Эванс, Нелли подумала о Билле — она должна спасти Билла от мужа и его наемных убийц. Дойдя до верхней ступеньки лестницы, Нелли решила, что Билла нужно отправить куда-нибудь, а потом она присоединится к нему. Отношения их зашли так далеко, что другого выхода быть не может; однако Нелли понимала, что Джон Уэст ни перед чем не остановится, чтобы помешать ей уйти из дому.

Боже, что мне делать? Что бы ни случилось, я теперь всегда должна ненавидеть его и, ненавидя, во всем давать отпор. Это возмущение было порождено в ней паническим страхом перед гневом мужа и стыдом, в котором она не хотела себе признаться. Возмущение, страх и стыд бурлили в ней ключом, и она уже не могла больше сдерживаться. Она вбежала через будуар в спальню и бросилась на кровать. Кипевшие в ней чувства прорвались наружу, и все тело ее сотрясалось от неудержимых рыданий. Когда в комнату вошел Джон, Нелли не подняла головы. Рыдания ее перешли в судорожные всхлипывания. Уэст стоял над ней с перекошенным лицом, тяжело дыша и стиснув кулаки.

— Убирайся отсюда, больше ты на этой кровати спать не будешь!

Нелли не тронулась с места. Тогда он подскочил к ней, рывком стащил с кровати и поставил на ноги.

— Сказано тебе, убирайся с кровати! Чем ты можешь оправдаться? Шлюха!

Растрепавшиеся волосы падали ей на покрасневшие от слез глаза, она стояла выпрямившись, высоко подняв голову, и молча, с вызовом смотрела ему в лицо.

Джон Уэст, потрясая кулаками, подступал к Нелли и кричал хриплым от бешенства голосом:

— Что ты можешь мне сказать? Ты предала меня, предала своих детей и свою религию! Что ты можешь сказать, ты… ты… — Он схватил ее за плечи и стал трясти. — Ну? Говори! Говори же!

Он ждал от нее какого-нибудь слова, за которое можно было бы ее ударить, но она молчала.

— Думаешь, я тебя сейчас выгоню и ты побежишь к своему паршивому каменщику? Как бы не так! Ты останешься здесь, в этом доме, при своих детях. Ты хочешь бросить детей, а я не позволю. Ты останешься здесь. Слышишь? Эванса я завтра же выгоню. И пусть не попадается мне на глаза. А ты должна на коленях вымаливать у бога прощение. Ты забыла про бога? Что ты скажешь на исповеди? — Слова его лились, как раскаленная лава. — Наверно, ты уже не первый месяц бегаешь к нему, как последняя девка. Я тебя из грязи вытащил, дал тебе все, а ты вот как мне отплатила! Ну ладно, ты еще поплатишься за это. Увидишь. Ты будешь наказана! — Внезапно он снова схватил ее за плечи. — Говори! — закричал он. — Говори, слышишь? — Он оттолкнул от себя словно окаменевшую Нелли и, отступив на шаг, со всего размаха ударил ее по лицу. Нелли невольно вскрикнула, но не двинулась с места.