Сергей Минутин - Скульптор и скульптуры

Сергеев раздумчиво произнёс: «Пожалуй, да».

Булькнуло и согрело.

Старенький «Океан», этот неутомимый «брехунчик» откликнулся на горячие сердца концертом по заявкам не то моряков, не то железнодорожников, а может и шофёров. Надеждин и Сергеев, ощутив родство душ, подпевали: «Эх дороги, пыль да туман, холода, тревоги, да степной бурьян…».

А Надеждин всё думал о том, что вроде всё уже было, даже контакты с внеземными цивилизациями, а значит и новые дети, и новый взгляд на мир, уже, состоялись, и новые идеи уже родились. За пылью и туманами был виден только один ясный путь. Этот путь назывался – «Знание»…

Надеждину показалось, что его гений, в очередной раз, вывел великую формулу, которая играла золотом и серебром в лучах всех земных наук и звучала так: «Путь спасения – это путь знания». Он любовался найденной формулой. Он боялся присвоить её открытие себе, так хороша она была. Он, забыв об авторском праве, сразу же подарил её всему человечеству. Если бы человечество об этом знало, то оно было бы счастливо. Но, увы, оно не догадывалось об открытии Надеждина, поэтому продолжало бродить во тьме.

Надеждин записывал с точностью математика и аккуратностью химика: Пс = З., ГДЕ П – путь, с – спасение, З – знание. Он сразу же полюбил эту формулу, как и число П = З,14. Ему стало хорошо. В этой простой математической формуле его смущала только одна деталь: из этой конструкции так выходило, что только тот, кто додумался до «З» – спаситель. Так выходило, что тот, кто в клюве что-то принёс, тот и кормилец. Вроде бы всё замечательно, но только до той поры, пока есть «тонущие», «голодные». Пока они есть, формула работает. – Но вот, все спасены и накормлены до отвала, – рассуждал вслух Надеждин, – и тут начинается «чёрт знает что». Все сыты, все спасены, всё орут, гадят и пакостят, так как давно «не доены». А раз так, значит сытых и спасённых вновь надо кошмарить, мочить, лечить, обугливать и наставлять на правильный путь. – На Земле всё так и есть, – ещё громче шумел Надеждин, – так всё и есть. Сначала кормят и спасают, потом лечат и мочат, кошмарят и обугливают.

Надеждин, словно лектор, вновь ходил по комнате, махал руками, сморкался в носовой платок и кому-то «назидал», глядя по верх воображаемых голов: «Этот процесс, этот путь спасения на Земле обзывают по-разному. Просветлённые на этом пути поставили указатель: на право – «ад», на лево – «рай». Хоть указатель от ветров и шумов вертится как флюгер, но суть от этого не меняется. Это как в шахматах. То приличный человек играет «чёрными», а неприличный «белыми», то наоборот. Но, это известно просветлённым, остальным же этот процесс прохождения пути более известен как «застой» или «кризис», или даже «подъём»». Сказав эту длинную тираду слов, Надеждин надолго умолк и ушёл в себя. Он углубился в размышления над тем, что есть «ад» и что есть «рай», а также «кризис», «застой» и «подъём».

Надеждин, конечно, благодаря помощи милой и ласковой Музы почувствовал, что для понимания пути человечества надо найти для себя правильное место в оси координат. Но он и так давно его искал, а найти никак не мог. Наверное, он не знал, что именно надо искать, а главное кем быть в этой оси. И вот свершилось. Он понял, что в оси координат он должен занять место джентльмена или сэра, можно лорда, на худой конец – гражданина. Уместно заметить, что Надеждин вполне подходил под любое из этих определений. Он был свободнорожденный, благонамеренный житель России. Стране, в которой в 1861 году отменили крепостное право, а в 1985 году выдали паспорт последнему «крепостному», сделав его окончательно свободным человеком, а в 1990 году дали право свободного выезда всем её жителям, куда бы они ни захотели уехать, но перед этим лишили всех денег на билеты. Страна Надеждина была настолько свободной, что джентльмены и сэры в ней просто не выживали, их убивал воздух свободы. Лорды, хоть и обладали иммунитетом неприкосновенности, но побаивались происков местной депутатской знати. Для страны Надеждина эти приличные типажи были чужды. Другое дело – гражданин. Один поэт, в наплыве счастья, так и написал: «Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан». Интеллигенция подхватила этот лозунг, ибо она сдуру всё подхватывала, особенно радостно то, чего не понимала, и побежала с ним в народ. В результате активности и усердия интеллигенции у народа на граждан возникла стойкая аллергия, что особенно импонировало правительству. А правительство свободной страны, как известно, опирается на свободный электорат, а свободный электорат, как знал Надеждин из истории своей страны, граждан не переносил «на дух». Свободный электорат так и говорил: «Либо друг, товарищ и брат, либо «на хрен». Тех же, кого всё-таки удавалось убедить в том, что гражданин тоже человек, начинал к гражданам относится с особым трепетом и вежливо добавлять к слову «гражданин» слово «начальник».

Надеждин страдал. В оси координат своей страны он уже был и другом, и братом, и товарищем, и «гражданином начальником». Но с этих осей пути спасения человечества разглядеть было невозможно. Невозможно, даже не смотря на то, что, уже, третье поколение Надеждиных писало в анкетах «происхождение из служащих», что означало наличие у дедушек и отцов высшего образования.

Надеждин страдал. Оси осями, места местами, а человечество надо спасать. В голову приходили самые обычные и самые проверенные пути спасения. Например, один путь спасения был особенно хорош: построить всех в колонну, выгнать на тракт и погнать по этапу, лучше по тундре и гнать так долго, пока всё человечество не оголодает и не захочет спасаться. Для придания этому пути гуманного оттенка Надеждин был готов назвать его «паломничеством».

Конечно, Надеждин был не первым, кому эта светлая мысль приходила в голову. Самые просветлённые и продвинутые в поисках пути спасения человечества, уже, давно украшали Землю тюрьмами, казармами и монастырями. И всё это было нужно, и всё это правильно работало: длинный коридор, вдоль которого камеры со спасаемыми, а по коридору ходит надзиратель – спасатель; или длинная колонна спасаемых, а по бокам её спасатели с автоматами и злющими собаками. В таких условиях не захочешь – спасёшься, и Богу намолишься до смертельной усталости. И всё шло замечательно, но случилось «страшное»: спасателей стало больше, чем спасаемых. У Моисея, помнится, были те же проблемы, это он всех завёл в пустыню, положив начало будущим крестным ходам спасения…