Игорь Шагин - Белая полоса

И суд перешёл к изучению мотивов, по версии обвинения побудивших меня на обращение к Старикову для совершения этих преступлений.

Первыми были оглашены показания директора Городокского молочно-консервного комбината Галки, из которых следовало, что завод производил молочную продукцию и работал со множеством юридических и физических лиц по закупке сырья, необходимых комплектующих для оборудования, горюче-смазочных материалов, электричества и газа, и перед многими предприятиями и, в частности, перед ООО «Интер Сервис» и АОЗТ «Интергаз» существовали задолженности, которые погашались с поступлений за проданную продукцию. Все спорные вопросы решались через суд.

На вопрос о регистрации ЗАО «Топ-Сервис Молоко» Галка ответил, что он этим не занимался. Ему предложил Земсков частью активов завода войти в создаваемое им предприятие. Но этот вопрос должен был решаться на акционерном собрании. Из оглашённых показаний Земскова следовало, что он выступил инициатором создания ЗАО «Топ-Сервис Молоко». Рекламная марка «Топ — Сервис» была широко разрекламирована, и он со своим предложением о создании ЗАО «Топ-Сервис Молоко» встретился с Галкой, а потом с Фиалковским, учредителем ООО «Топ-Сервис», и со мной, как соучредителем и руководителем АОЗТ «Топ-Сервис».

И после того, как было достигнуто принципиальное согласие всех сторон и проведено акционерное собрание пайщиков Городокского МКК (проголосовавших двумя третями голосов «за»), было создано предприятие ЗАО «Топ-Сервис Молоко» с тремя учредителями в равных долях, юридическими лицами: Городокский молочно-консервный комбинат, который свою часть внес активами завода, линиями, цехами и другим, а ООО «Топ-Сервис» и АОЗТ «Топ-Сервис» — деньгами. И он возглавил ЗАО «Топ-Сервис Молоко».

На вопрос следователя Земсков ответил, что он не знаком ни с Кучеровым, ни с Рошкой, и никогда не слышал о какой-либо их деятельности.

После оглашения ряда документов суд сделал перерыв «до завтра».

На следующий день в суд не явились ни потерпевший Кучеров, ни Рошка, ни Рыбак, на которого, по версии следствия, по ошибке вместо Рошки было совершено нападение. И Лясковская, вместо того чтобы доставить лиц со статусом «потерпевший» в принудительном порядке, как этого требовал закон, в суд для дачи показаний, ограничилась оглашением данных ими показаний на предварительном следствии.

Сразу после покушения, по факту разбитого стекла в его машине из огнестрельного оружия (хулиганство, как было квалифицировано преступление) Кучеров дал показания, что никого не подозревает и что видел нападавшего боковым зрением — худощавого человека невысокого роста, в куртке и шапочке.

На досудебном следствии, после того как преступление из хулиганства было переквалифицировано в покушение на убийство, Кучеров, поясняя свои действия по погашению задолженности Городокского молочно-консервного комбината, в частности, показал, что кроме предприятий «Интергаз» и «Интерсервис», руководимых им, и «Промальп», руководимого Рошкой, претензии по погашению задолженности к Городокскому комбинату предъявляло ещё 47 юридических и около 2 тысяч физических лиц.

«Из руководителей “Топ-Сервиса” мне лично никто не угрожал, конфликтов с ними не было, но в октябре 1998 года видел конфликт Фиалковского с директором “Промальп” Рошкой. Лично я с Фиалковским не общался и с другими сотрудниками “Топ-Сервис” также…»

А на вопрос следователя Кóзела ответил: «Считаю, что мотив к моему физическому устранению у “Топ-Сервиса” был, ибо моя деятельность противоречила его интересам и могла помешать реализации их незаконных планов».

Моисеенко, которого обвиняли в покушении на убийство Кучерова и который был в два раза по комплекции и сложению больше человека, которого потерпевший видел, как он сказал, боковым зрением, Кучеров не опознал.

Из оглашённых показаний потерпевшего Рошки на досудебном следствии следовало только то, что Фиалковский препятствовал ему в вывозе с территории Городокского комбината продукции на основании исполнительной надписи нотариуса.

А из показаний потерпевшего Рыбака, на которого, по версии следствия, вместо Рошки по ошибке было совершено нападение (на полгода раньше конфликта Рошки с Фиалковским, о котором в показаниях указали Рошка и Кучеров), что на лестнице подъезда он увидел незнакомого человека, который, как он сказал, ни с того ни с сего выстрелил ему в заднюю часть.

И больше чем через два года, на досудебном следствии он, как было указано в протоколе опознания, по фотографиям опознал по силуэту Гандрабуру.

Из показаний же супруги Рыбака, оглашённых в суде, следовало, что за день до нападения на её мужа, который работал в ГАИ, ему позвонил неизвестный и сказал, что, если тот не вернёт деньги, ему «прострелят задницу».

И всем, у кого не были завязаны глаза, было видно, что эпизоды за уши притягивались к делу. А показания потерпевших — за языки к мотивам Фиалковского, которые теперь вменялись с преступлениями мне в вину.

В пятницу с суда я прибыл до ужина. Владик после отсиженных пятнадцати суток карцера уже находился в камере. А после 23–00 был обыск — всех около двух часов продержали в боксике.

Владик стал разбираться с контролёром: что это, мол, как он сказал, за хуйня?

— Не знаю, — ответил ему молодой сержант.

— Привыкай, тюрьма, — сказал тридцатилетний грузин, сидевший на корточках спиной к стене, своим хриплым голосом. И Владик, ничего не ответив, отошёл в противоположный угол помещения.

При выводе из камеры никого не досматривали, не пробивали карманы, не прощупывали, не прозванивали.

При возвращении у каждого из почти тридцати человек (столько находилось в камере) вещи были высыпаны из сумок — у кого на нары, у кого на пол, вперемешку свои-чужие, за исключением вещей Владика, которые оставались под нарой, в сумках, и моих, которые были аккуратно выложены на койку. Владик мне сразу сказал, что это против него провокация.

Грузин посмотрел на нетронутые вещи — мои и Владика, — и я, улыбнувшись, сказал ему:

— Привыкай, тюрьма.

Он шутку понял, изобразил улыбку и сменил хрип на голос: «Будем привыкать».

На следующий день в камеру подселили одного пакистанца и двадцатипятилетнего грузина невысокого роста, с длинными волосами с боков, закрывавшими половину ушей, и дугообразным носом такого размера, что его голова и в фас, и в профиль казалась одинаково круглой.

Он сразу же спросил: «Где смотрящий?» И назвался Махо.

— Макакó, — повторил Аслан. И после этого его всегда так называл, поясняя, что только так может выговаривать его имя, ссылаясь на неразработанность связок в разнице произношения звуков грузинского и чеченского языков.