Игорь Шагин - Белая полоса

Однако спустя некоторое время я почувствовал, как моё тело дрожит от озноба. Проснулся. Было очень холодно. Мой сосед всё так же лежал на лавочке, повернувшись лицом к стене. Я походил по камере, немного согрелся, лёг, накрылся пиджаком и попытался уснуть. Утром снова зазвенели ключи и открылась дверь.

— Шагин, на выход! — сказал дежурный.

Меня вывели из камеры, снова надели наручники, застегнув руки за спиной, и повели по уже известному мне маршруту на второй этаж. Завели в незнакомую узкую и вытянутую комнату, в которой также был сделан евроремонт и было одно окно, на котором были жалюзи. Под окном, почти на всю ширину комнаты, стоял стол. В комнате также был обычный коричневый полированный шкаф для одежды с двумя дверными створками. Он занимал место у стены от входной двери и вглубь комнаты. Меня усадили на стул, который стоял спинкой к стене у окна. За столом сидел Полищук. В комнате в основном находились те же лица, но состав постоянно менялся: то кто-то приходил, то кто-то уходил. Я получил пару ударов по лицу — «чтобы проснуться». Потом началась беседа. Новых вопросов не было, но более детально стали раскрываться обстоятельства хищения мною тех многих миллионов гривен НДС. Мне говорили, что им известно, что фирмы, в названии которых есть словосочетание «Топ-Сервис», являлись фиктивными. Что грузы, которые эти фирмы отправляли на экспорт, на самом деле не существовали, и что автомобили и вагоны отправлялись пустыми, а всё это делалось для фиктивного возмещения НДС из бюджета страны. Мои же утверждения, что это ни теоретически, ни практически невозможно, что автомобили имеют водителей, грузы таможили таможенные инспекторы и досматривали перед пломбированием полуприцепа и выдачей документов, что автомобили и вагоны имеют рессоры, по которым видно, идут ли они порожняком или нет, а пункты пропуска на границе имеют весы, опровергались тем, что водители, мол, заинтересованные лица, а таможенные инспекторы и весовщики, как и инспекторы ГАИ на постах, были куплены. И снова мне задавался вопрос: на каких счетах я прячу украденный из бюджета НДС? А дальше всё возвращалось к тому, что я убивал людей, и это вбивалось мне в голову изо дня в день. Также мне говорили, что в ближайшее время предъявят доказательства. Подобного рода допросы проводились и в течение последующего дня, но уже с ударами локтем в основание моей шеи Полищуком и с надеванием на голову полиэтиленового пакета, от чего я терял сознание и приходил в себя лишь после нашатыря.

Вечером меня увели в камеру, где уже находился другой человек — среднего роста, лет двадцати, упитанный. Волосы у него были почти до плеч — тёмные, возможно, тёмно-коричневые, пышные. Он был в кроссовках, чёрных джинсах и чёрной рубашке. Этот человек сказал мне, что меня тут держат по заказным убийствам.

Его слова немного облегчили мне сердце, поскольку мой сокамерник уже знал, что я никого не убивал. Ему задавали вопросы о том, как я себя чувствую, о чём говорю и спрашиваю, но ничего конкретного. Только общие вопросы. И мой сокамерник меня попросил, чтобы я не говорил милиционерам, что он меня об этом уведомил, в противном случае он получит пиздюлей. Про себя он сказал, что его крутят за кражу и что против него у них ничего нет. К тому же его скоро выпустят, и он сможет что-нибудь на словах передать от меня на свободу. Я назвал ему телефон Оли и попросил, чтобы он передал ей, где я нахожусь. Сигарет у моего соседа по камере не было, и мы пытались просить их у дежурного. Это был совсем молодой парень — лет двадцати. Он всё время проводил около «обезьянника» в разговорах с молодой девушкой, которая то смеялась, то выкрикивала разные реплики, то начинала что-то напевать. Дежурного очень раздражало то, что мы начинали стучать в дверь, подзывая его к нашей камере. Он сказал, что вообще не дежурный, а водитель генерала и что последний поставил его сюда дежурить на ночь, чтобы подменить кого-то из дежурных. А ещё — что-то вроде того, что он не знает, почему его поставили сюда. И после этого удалялся к девушке в «обезьяннике», которую каждые полчаса водил в туалет. Было видно, как он её проводит по коридорчику. Она была чёрненькая, симпатичная, в ярко-салатовой куртке и джинсах, громко смеялась и возмущалась, что дежурный всё время подсматривает за ней в окошко. А тот говорил ей, что на то он и поставлен, чтобы смотреть. Когда она в очередной раз выходила из туалета, то мой сосед постучал в дверь и позвал её.

— У тебя есть сигареты? — крикнул он ей.

Она сказала дежурному:

— Передай пацанам курить!

И этот дежурный во время вывода нас в туалет дал нам по одной сигарете с фильтром. Затем весёлый смех девушки прекратился. Видимо, её приехал забрать её парень, поскольку были слышны звук открывшейся решётки и голос молодого человека: «Давай уже, пошли!» Мой сосед сказал, что она, наверное, наркоманка и её приняли с наркотиками, а её парень-бизнесмен, видимо, её выкупил. Весёлый смех девушки и голоса стихли — и снова стало мрачно. Через некоторое время нас по одному вывели в туалет, где я попил воды, покурил и, вернувшись в камеру, разместился на лавочке и попытался уснуть.

С утра всё повторялось сначала — правда, за исключением того, что в одной из комнат человек с улыбкой, похожей на оскал собаки, и ещё один незнакомый мне мужчина начали убеждать меня дать показания против Фиалковского, который был тогда депутатом Верховной Рады, о его причастности к убийствам, а также против соучредителей фирмы — Демьяненко, Драгунова и других. К этому перечню прибавились ещё Александр Иосифович Злотник, отец Ольги, и И.Г. Билас — депутат Верховной Рады, генерал МВД, лётчик-спортсмен, с которым мы летали в одном звене и иногда вместе отдыхали в охотничьем домике, ловя рыбу. Меня это их предложение не смутило, только возник вопрос: как я могу это сделать, если ничего не знаю об убийствах? На что один из присутствующих сказал, что мне подскажут, как правильно написать. Мне даже было предложено подписать чистые листы, что я категорически отказался делать и получил за это пару ударов кулаком по голове. А через некоторое время меня посетил следователь Алексей Донской. Он начал меня опрашивать в качестве свидетеля — правда, не пояснив, свидетеля по какому делу. Вопросы были очень общего характера: где я работаю, где живу и так далее. Я сказал Донскому, что меня здесь бьют.

Он сделал круглые глаза и сказал, что больше меня бить не будут. Наручники у меня были перестёгнуты наперёд, и я подписал протокол допроса.

Через некоторое время меня перевели в другую комнату. Там находились человек с улыбкой, похожей на оскал собаки, и Полищук.

— Зачем ты обманываешь следователя? Тебя здесь никто не бил! Те, кого били, сейчас не могут держать ручку в руке! — сказал мне Полищук.