Павел Пепперштейн - Военные рассказы

Никаких проливов, губ, флагов, морячек всего этого там быть не могло. Все это условности текста, порожденного раненым и умирающим языком. Однако из данного фрагмента с абсолютной ясностью видно, что в ходе этих битв уже происходил распад Абстрактного Мира – в этих отвлеченных пространствах стало появляться все больше конкретики, которую прежде здесь не потерпели бы. Эта конкретика буквально стала «сочиться из всех щелей» – она проникала сквозь разломы, дыры и пробоины Фона, образованные войной. Первой появилась пыль. До этого Абстрактные Миры были чисты, совершенно стерильны – эта чистота являлась условием Совершенного Самосозерцания Фигур, Понятий и Категорий.

Вопрос о материальности Абстрактного Мира остается открытым… Точнее, безусловно, Абстрактный Мир обладал материальным субстратом, но речь идет о материалах далекого будущего – свойства этих материалов не вполне понятны нам, пещерным людям XXI века. То были материалы, порожденные внутри самих Абстракций, изнутри Фигур, Категорий и Понятий: каждая Фигура, каждая Категория, каждое Понятие Абстрактного Мира порождали изнутри своей сути (целиком и полностью открытой им самим в их Самосозерцании) свой собственный уникальный материал, обеспечивающий их полноту и Идеальную Форму.

Эти материалы были (будут) идеально чисты, стерильны… там не было никакой пыли, никакой грязи, никакой вообще – что очень важно – влаги.

Ни грамма увлажнения. Все оставалось чистым, сухим. Но тут сквозь разломы и дыры стала проникать пыль, целые пылевые бураны, а затем появилась грязь, влажная грязь – и это было началом конца.

Абстрактные Миры стали «подмокать». Распад этот был величествен и страшен: стали появляться конкретные вещи, доселе скрывавшиеся в глубочайшем подполье, – был увиден камень. Затем, в разгар одной из битв, показался вдруг сквозь какуюто щель целый горный хребет, точнее, его вершина, безжизненная и истерзанная.

Это произвело столь устрашающее впечатление, что сражающиеся прекратили сражение: обе стороны в панике отступили.

Вдруг появился, вылез откуда-то слон – он брел по одному из Разломов поверхности, по самому краю. Наблюдавшим его Фигурам он казался крошечным, но это был настоящий слон обычного размера, весь с ног до головы облепленный мокрой грязью. Он шел как пьяный, его ногитумбы заплетались, но сквозь грязь бешенной радостью выживания и реванша сверкали его микроскопические глазенки.

Стало вылезать разное… Какие-то грандиозные руины показались, оставшиеся еще со времен людей.

Вдруг и люди стали появляться – как они выжили все эти века, где скрывались? Неведомо.

Первой вылезла девочка в гранатовых бусах на шее, у нее было волосатое лицо, острые клыки, одежды не было, она умела делать огромные упругие прыжки, но постоянно играла со своими гранатовыми бусами, умиленно им улыбаясь. Потом появился старец в лисьей шубе, совершенно дикий, который пытался грызть края Абстрактных Фигур, отгрызая от них микроскопические фрагменты.

Потом и еще появились…

Всё и Ничто заключили мирное соглашение, его удивительно легко сформулировали – оказалось, между ними не существовало серьезных разногласий.

Война закончилась, но слишком поздно.

В самом конце войны одна из сторон – Всё – совершила действие, имевшее роковые последствия.

Все ввело в бой один тайный принцип под названием «Вода». Это был запретный ход, само слово было под запретом.

Тут же заключили мир, но оказалось, что слово «Вода» разрушило Темные Плотины. И хлынуло…

Оказалось, гигантские массивы воды находились за границей Абстрактного Мира, искусственно сдерживаемые, о чем не ведали, забыли, вытеснили… и тут хлынуло!

Хлынули могучие волны, забили фонтаны в дырах Абстрактного Мира. Все было смыто и залито водой – и Идеальные Фигуры, и повылазившие из щелей фигурки… Абстрактные века завершились потопом. Наступили жидкие времена.

Удалось ли уцелеть некоторым абстракциям, выжить, приспособиться, обрасти жабрами – неизвестно.

Удалось ли выжить тем, что повылазили из щелей, волоча с собой особо живучие вещи дикой древности (гранатовые бусы, лисьи шубы)?

Неизвестно.

Это все писал не сумасшедший учитель математики, желающий вздрочить детские мозги бай ками о войне, чтобы ребятня лучше училась. И не философ Хуесосов, желающий запечатлеть баталии своих коллег. И не сатирик-говнопляс, иносказательно рисующий говно своего времени. Это писали мы, американские военные, которым небезразлична судьба Соединенных Штатов. Поэтому просим отнестись к нашим словам серьезно.

Доклад-прогноз составлен по заказу Военного Департамента США. Строго секретно.

Сентябрь 2005 г., Арлингтон

Бескрайнее Океано развернулось во все стороны, стопроцентно обнявшее и наполнившее собою все, скрывающее под пеной поверхности бездонные бездны, где сотни тысяч возможностей жизни ежесекундно свиваются в обоюдоострые косички с сотнями тысяч возможностей небытия – вот он мир, сияющий, темный, нерасчлененный, извечный мир сплошного будущего, упокоенный в своем размеренном хаосе, воющий миллиардами гулких голосов, шепчущий биллионами шепотов, мурлыкающий квинтильонами сладких воркований…

Над этим Океано парит водяная пыль, мокрая взвесь, и ветры сбивают ее в тучи, рвут их, и тучи рассыпаются быстрыми или медленными дождями.

Где здесь, в этом мире влаг, лишенном какихлибо Фигур и Персонажей, может найтись место войне?

Однако присмотритесь (на самом деле, некому присматриваться, но все же присмотритесь, дорогие несуществующие): одна из тучек – влажная, набухшая, маленькая – скользит среди других туч быстрее, словно у нее есть путь, есть карта хаоса, и на этой карте она заранее отметила свои продуманные перемещения… И по цвету эта тучка отличается от остальных – она не серая, не изумрудная, не перламутровая, не синяя – она странного лилового оттенка, но не такого, который бывает в тучах в зеленый час грозы, она (повторим) очень странного оттенка: словами этот оттенок не опи сать, слезами его бы не выплакать из глаз, но, к счастью, ничьи глаза не видели ту самую тучку.

Вот она выбирает себе место в небе – там, где прозрачнее и разреженнее мокрая взвесь, где нет других туч: в этом месте она останавливается. Вот прекратила свой хитрый бег, вздрогнула, и внезапно из ее недр доносится звук тихого, долгого, чувственного поцелуя, сопровождаемого как бы стоном – с этим звуком тучка низвергается вниз тонкой ярко-лиловой струйкой. О слезы! О мартовский ручей! Вы, слезы и мартовский ручей, вы – слушатели наших речей. Вам сообщаем: начались Приключения Струйки. Пусть это прозвучит непристойно: чем больше порнографии в данном тексте, тем они богоугоднее, наши нескромные пророчества. Впрочем, в Жидких Мирах нет, по сути, ничего графичного, эти миры скорее можно назвать порнотекущими, порнольющимися, порножурчащими, и все дышит порнобесконечностью, порнохолодом, порносвежестью.