Конн Иггульден - Воронья шпора

– Моя мать говорит, что их стало меньше, – сообщил Генри Тюдор своему дяде. Джаспер что-то согласно буркнул в ответ, откинувшись на спинку кресла – он сидел, скрестив ноги и наслаждаясь парижским солнцем. Сады при луврском дворце в том году цвели особенно пышным цветом: целые клумбы желтых и фиолетовых ирисов и лилий наполняли воздух благоуханием, от которого воистину кружилась голова.

Джаспер никогда особенно не стремился выслушивать письма, которые получал его племянник. Однако он сам открыл русло этого потока, много лет назад организовав в Лондоне короткую встречу Генри с его матерью, Маргарет Бофорт. И начиная с этого самого дня крохотная женщина писала своему сыну почти непрерывно, сообщая обо всем, что происходило дома. Положение вполне позволяло ей здраво судить о делах в Англии, полагал старший из Тюдоров. Ее новый муж возвысился, сделавшись доверенным лицом Ричарда Глостера. Возможно, подобная перемена статуса служила причиной того интереса, который проявлял к ним теперь король Людовик. В прежние годы их не столь уж часто приглашали в столицу на пиры и дарили новую одежду. Мысль эта заставила Джаспера почесаться… Оставалось только надеяться, что с течением лет ткань перестанет так сильно раздражать кожу. На пособие, которое теперь пожаловал им Луи, можно был протянуть даже дюжину лет, но без особой роскоши.

Действительно, французский король больше не выплачивал Англии по семьдесят тысяч золотых ежегодно – с того самого мгновения, как к нему пришла весть о внезапной кончине короля Эдуарда. На радостях Людовик закатил пышный пир в честь победы над заклятым врагом… Существенная часть этого платежа ушла на оплату многих перемен блюд и изысканных вин, за три дня пьянства превративших старого мота в умирающую от обжорства развалину. В свои шестьдесят лет король Луи из паука пожилого превратился в паука старого, скорее седого, чем черного. Тем не менее радость его была заразительной. Жаль было только, что за несколько месяцев до этого радостного события Маргарита Анжуйская в тихом сне отошла к Господу в одном из своих фамильных поместий, так и не пережив короля Эдуарда. Ей было отказано даже в такой небольшой радости.

Из замкнутого мальчишки, которого Джаспер выкрал из пембрукского замка, Генри Тюдор превратился в высокого и угрюмого мужчину. Основную часть вечеров они проводили вместе, обедали и фехтовали во дворе небольшой подаренной им фермы, располагавшейся возле города Ренна, западнее шумного и энергичного Парижа. За прошедшие годы дядя и племянник достаточно подружились и жили мирно, почти как отец и сын. Ни тот ни другой не пытались завести семью или даже близких друзей. В своих личных запросах Джаспер ограничивался служанками и горничными, если они отвечали на его интерес, и он даже представления не имел, интересуется ли его молодой родственник порочными развлечениями подобного рода.

Летними вечерами Генри подолгу сидел на холме под сухим дубом и смотрел куда-то на северо-запад. Других проявлений неуспокоенности в нем Джаспер не замечал и потому считал, что племянник примирился с простой жизнью. Тем не менее младший Тюдор жадно читал латинские и английские книги, изучал право и обменивался фолиантами с местным аббатом, которому их присылали из Парижа. Молодой человек практически не тратил свое денежное пособие и часто давал небольшие займы своему дяде, не замечая того, что о возврате ссуды речи не заходило.

Хотя морозец возраста уже прикоснулся к Джасперу, он по-прежнему оставался сухим и подтянутым и даже чаще всего энергичным – во всяком случае, он уверял себя в этом. Тем не менее возможность снова оказаться в Париже и подремать на солнышке казалась ему чересчур привлекательной – при всех синяках и неудобствах, которые сулила ему дорога.

Зимой Джасперу все еще иногда снился Пембрук… В своих снах он бродил по залам замка и поднимался на его стены. Лето стало для него более радостным временем – в жару ему как-то лучше спалось.

Приоткрыв один глаз, старший Тюдор проводил взглядом Генри, расхаживавшего по коридору, за раскрытыми окнами которого простирались великолепные сады. Тихий ветерок приносил цветочные ароматы, и если б Джаспера попросили в данный момент сказать, каким представляется ему рай, он кратко описал бы окружавший его уголок, дополнив описание кувшином английского эля, ожидающим его внимания на столике возле локтя. Рассказывали, что длинная и узкая палата, в которой они находились, как раз и была возведена ради хождения по ней. Какой-то из предыдущих королей обнаружил, что подобное действие помогает ему мыслить. Похоже, Генри разделял его мнение.

– Моя мать говорит… – начал молодой человек, но внезапно умолк, и глаза его заметались вдоль жавшихся друг к другу строчек. Факт этот был настолько неожиданным, что его дядя сел и подавил зевок.

– Твоя мать, когда я познакомился с ней, была очень милой девушкой, – проговорил Джаспер, – наделенной куда более острым умом, чем это можно было предположить. Воистину достойно удивления уже то, скольких мужей она сумела себе найти.

– Подожди, дядя… она говорит, что сын короля Эдуарда не наследует престол…

Старый Тюдор сел чуточку попрямее.

– С чего бы это? Или мальчишка умер? Вот что, Гарри, теперь мне действительно интересно. Расскажи, что она там пишет, или прочти вслух, или вообще передай мне письмо, чтобы я сам мог прочесть его. Не пялься на него, открыв рот!

К его удивлению, племянник выполнил его предпоследнее пожелание. Уронив письмо Джасперу на колени, он еще быстрее заходил по коридору. Генри уже исполнилось двадцать шесть лет, и половину своей жизни он провел вдали от дома. Закончив читать, дядя посмотрел на племянника, обратив внимание на то, как молодой человек откидывает со лба густые темные волосы, как перехватывает их кожаным ремешком. Генри был похож в этот момент на собственного отца, напомнив тем самым Джасперу о брате, каковые мгновения всегда приносили ему боль. Как и в этот раз, в том, как молодой человек смотрел на своего дядю. Старший Тюдор в ответ поднял палец и вновь перечел все письмо. Закончил он чтение на сей раз уже в несколько взволнованном состоянии.

– Не представился ли нам шанс? – спросил Генри. – Дом Йорков действительно уменьшился в числе… разве не так, дядя? У нас не было никаких надежд, пока на престоле находился сорокалетний король Эдуард, имеющий двоих сыновей и уйму девиц, которых можно с умом выдать замуж. И даже потом, после его смерти, у него оставались два здоровых сына. И все же… все же! Ты дочитал до конца?

Джаспер поскреб подбородок. Он уже давно не был у брадобрея, и щеки его поросли белой, старящей его щетиной. Пора бы уже и побриться.