Конн Иггульден - Воронья шпора

За спиной у нее остался Луврский двор, покои в нем, долго служившие ей домом. Ее сын, молодой принц Эдуард, не мог помнить другого дома, хотя мечтал об Англии, как о некоем Авалоне, земле туманов и холода, оберегающей ясный бриллиант его наследственного права, в котором ему было давно отказано. Эдуард Ланкастер стоял неподалеку от Маргарет в роскошном доспехе со щитом за спиной, и два юных и гордых оруженосца гнулись за ним под тяжестью его оружия и прочего снаряжения.

Ожидавший мать и сына небольшой военный корабль высоко сидел на речной воде. Борт его поднимался над причалом футов на двадцать. Маргарет проводила взглядом коней в шорах, которых провели по мосткам на борт корабля, а оттуда – в трюм, в темные стойла под палубой. Король Луи не скупился в средствах, необходимых для их отправления. Если б английская королева не знала, какую выгоду он извлекает из оказываемой ей поддержки, она была бы просто ошеломлена тем потоком золота и серебра, который он пролил на их маленький отряд. Главное заключалось в том, что у них был общий враг: Эдуард Йоркский. Реставрация Ланкастеров сулила выгоду им обоим.

Маргарет оглянулась назад, словно ощутив на себе взгляд Луи. Один только размер Луврского дворца подчас изумлял ее, и она улыбалась себе под нос. Король, безусловно, придет сюда, он вкладывает в них свою надежду.

По правде сказать, в этот день она отплывала потому лишь, что на этом настаивала не только сама Маргарет, но и французский король. В Париж прилетели вести о высадке Йорков, их успех и собранное ими войско опрокинули прочие планы и повергли их в беспорядок.

Маргарет проследила за тем, как ее единственный сын поднялся по мосткам на борт корабля и остановился у поручней, с гордостью оглядывая приютивший их с матерью город. Глядя на него, она испытывала подобное чувство. Сын оказался единственным приобретением ее молодых лет и прежних ее надежд на Англию.

Боже, как их тогда качало в Канале! Уильям де ла Поль, герцог Саффолк, сопровождал ее… Королева промокнула глаза шелковым платочком, чтобы слезы не размазали краску.

Вода в Сене сияла весенней чистотой. Чуть поодаль, на берегу, какие-то дети купались или ловили рыбу, сопровождая одобрительными криками царящую на причале суету, воспринимая ее как спектакль, представленный для их развлечения. Принц Эдуард помахал детям, то ли приветствуя, то ли прощаясь, трудно было сказать.

Маргарет едва могла поверить в то, что эта часть ее жизни подошла к концу. Она поймала себя на том, что пытается запечатлеть в памяти все происходящее: яркие краски, поросшие цветами берега… понимание того, что она может не скоро увидеть Париж, если ей вообще суждено вернуться сюда.

Она хранила своего сына от всех опасностей мира, дожидаясь того мгновения, когда с берегов Англии отхлынет принесшая Йорков волна и он с новым приливом переправится через Ла-Манш. Только мать могла понять утонченное мучение, которое переживала она в этот весенний день на реке на глазах всей Франции – когда ее сын впервые протягивал руку к принадлежащей ему по праву короне. Она прижала ладонь ко рту – чтобы успокоиться. У них было столько врагов, готовых отказать ее сыну в этом праве, готовых без малейших колебаний забрать его жизнь. Однако ее Эдуард являлся единственным наследником старшей линии королей. Ни у кого из живущих на земле не было более веских прав на английский престол – согласно происхождению, закону… и по праву оружия, если дойдет до этого.

Ричард Невилл , граф Уорик. Сколько тысяч раз с гневом и ненавистью повторяла Маргарет это имя за время своего изгнания! И теперь, охваченная каким-то безумием, она связывала все свои надежды именно с этим человеком, голову отца которого подняла на шесте над городскими воротами. Она так долго знала одни горести и тревоги, что не имела никаких оснований сомневаться в том, что красота ее осталась в прошлом – вместе с молодостью, вместе с фигурой. Немыслимо проживать день за днем, чувствуя себя подброшенной в воздух стекляшкой, не зная, что принесет ей падение – разобьется ли она в мелкие дребезги или ее подхватят заботливые руки.

Годы сделали ее проницательнее и холоднее, и возможные несчастья всегда маячили на краю ее поля зрения.

– Ваше Величество, не окажете ли вы мне честь, разрешив предложить вам свою руку? – произнес голос за плечом Маргарет.

Она медленно повернулась, словно пробуждаясь ото сна. На пристань сошел король Луи, наделивший ее почестями и титулами, которых она давно уже была лишена. Чуть склонив голову, Людовик улыбнулся той застенчивой радости, которую она ощутила при его появлении. Он протянул к ней ладонь, и Маргарет послушным движением вложила в нее свою руку.

– Полагаю, что ваш друг, лорд Сомерсет, будет встречать вас в Уэймуте, миледи. Во всяком случае, он уверял меня в этом. Передаю вас в его надежные руки. Вы наконец возвращаетесь в страну вашего мужа, в собственный дом. Я знаю, что во все предстоящие времена вы будете видеть во мне искреннего друга. Я буду присматривать за вашим благополучием в стране этих холодных крестьян. Оживите их пресную жизнь, Маргарита, расшевелите их! Без нашего примера они ведут скучный образ жизни.

– Постараюсь, Ваше Величество, – ответила опальная королева. – И я благодарна вам за все то, что вы сделали для меня и сына. Если существует какой-то способ отплатить вам добром, я посвящу ему всю свою жизнь до скончания лет моих, сколько бы их ни осталось мне.

Людовик с легкой усмешкой на устах помог собеседнице подняться на чистые до белизны дубовые доски палубы и огляделся по сторонам с чувством немалого удовлетворения.

– Многих и добрых лет, Маргарита, когда все это станет предметом воспоминаний. Новых вам сил, королева Англии. A тебе, принц Эдуард, я желаю доброй охоты. Да будет твердой твоя рука!

Принц был много выше французского короля: порода Ланкастеров – Плантагенетов отличалась высоким ростом во многих своих представителях. Эдуард был в полном доспехе, но как будто не замечал его тяжести. Он с радостью поклонился королю Луи:

– Обещаю это вам, Ваше Величество, именем Господа нашего, Иисуса Христа.

– Аминь, – вместе проговорили Маргарет и Людовик.

– Мне сказали, что сегодня на море разгулялись волны, – продолжил затем Людовик, – однако я не сомневаюсь в том, что они смиренно улягутся перед вашими блистательными персонами.

Английская королева, как он и рассчитывал, улыбнулась. Она была в изысканном шелковом платье и лишь чуточку подрумянила щеки и подкрасила губы. При всех легших на ее лицо морщинах, при всех перенесенных ею муках, король Луи не мог припомнить, чтобы она выглядела более прекрасной, чем в этот день.