Михаил Краснянский - Новый Исход

А на ИХ (т. е. этих самых «наперстников разврата»!) хоровой возмущенный вопль «Не пущать!» – мы невинно возражали: «Как же-с-с не пущать-то, это ведь Пушкин-с, это ведь Лермонтов-с!» – и ОНИ отвязывались.

У меня есть одно яркое воспоминание, связанное с Пушкиным и его «Евгением Онегиным» (а также с выдающимся советским литературоведом Ю. Лотманом). Листая впервые томик работ Лотмана, я неожиданно наткнулся на анализ «школьного» четверостишия Пушкина из «Евгения Онегина»:

Хорошо знакомые с детства строки Пушкина никогда не вызывали у меня никаких вопросов. У Лотмана вызвали. Почему крестьянин «торжествует», а не просто, например, радуется? Почему он «обновляет путь», куда этот путь делся? Почему его лошадь снег «чует», а не видит? Почему она не может нормально идти, почему «плетётся… как-нибудь»? Лотман разъясняет: а) крестьянин торжествует потому, что выпавший снег «утеплил» поля и озимые посевы не вымерзнут; б) обновляет он путь потому, что глубокий снег полностью занёс просёлочные дороги (это вам не современный город); в) лошадка снег только чует и бежит как попало потому, что от первого белейшего деревенского снега она временно слепнет, и ей на глаза надевают кожаные шоры. И всё это означает, что Пушкин – не только великий мастер языка, рифмы, образа и т. д., но что в его поэзии нет ни одного СЛУЧАЙНОГО слова. Вот что такое, братцы, настоящий гений!

Кстати, «тогдашний» император Николай Первый явно благоволил к Пушкину, прощал ему оскорбительные эпиграммы, простил периодические контакты с декабристами, грубо выдворил из России Геккернов (не только приемного сына Дантеса – убийцу Пушкина, но и папу-посла), рискуя испортить отношения с Голландией, лично посетил (!) Наталью Николаевну, оставшуюся вдовой с 4-мя детьми и назначил ей достойный пенсион, покрыл из царской казны чудовищные денежные долги поэта и даже профинансировал из той же казны первое полное собрание сочинений A.C. Пушкина. А вот Лермонтова царь не любил, «На смерть поэта» привели его в крайнее раздражение, и Лермонтов был фактически сослан. Вот почему так? – Некоторые «злые пушкиноведческие языки» транслируют версию, что истинным ухажером Натальи Гончаровой-Пушкиной был вовсе не Дантес (он был лишь «прикрытием»), а сам царь Николай… Ну, не знаю…

И еще немного о Лермонтове. Но не о его общеизвестном скверном характере, нет, а о том, что Лермонтов был гений. Супер-гений. И это было очевидно всем его просвещённым современникам. Кроме выдающихся достижений в литературе – поэзии, прозе, драматургии (и это всего лишь к 27-ми годам!), он замечательно рисовал – ему предсказывали большое будущее как художнику; он был щедро одарён музыкально – прекрасно играл на скрипке, фортепиано, флейте, сочинял музыку на свои стихи, хорошо пел. Кроме того, он свободно читал и говорил на четырех языках. Лев Толстой написал о Лермонтове: «Если бы этот мальчик остался жить, не нужны были бы ни я, ни Достоевский». Так-то…

Вообще, талант поэта – он от Бога и только от Него! («Талант словно прыщ на носу – или вскочил, или нет» – Фаина Раневская). В когда-то очень популярной кинокомедии «Операция „Ы“» знаменитый киноактер Юрий Никулин поёт «блатную» песню «Постой, паровоз, не стучите, колёса». У этой песни, представьте, есть автор – Николай Ивановский. После того как в 14 лет Колю эвакуировали из блокадного Ленинграда, он провёл в колонии 11 лет за воровство и неоднократные побеги. Образование у него на тот момент было – 5 (пять!) классов. Но был у него уже тогда несомненный талант поэта. Потому что, кроме дюжины блатных песен (весьма, кстати, популярных среди зэков), у него ещё была тетрадка стихов. И когда она попала в руки издателей – они были поражены. Вот восемь его строчек о блокадном Ленинграде:

Попробуйте-ка, господа члены Союза писателей, доктора филологических наук, лауреаты литературных Госпремий, Букеровские номинанты, написать несколько строчек из простых слов да с простыми рифмами – но таких, чтоб душу выворачивало!..

Вот, казалось бы, ну о чём это? Ну, старый мост, да таких сотни, этот-то от прочих чем отличается, да ничем. А вот отличается! Потому что на ЭТОМ мосту однажды стоял огромный ТАЛАНТ!

Однако вернёмся к нашему Театру поэзии. В спектакле о Великой Отечественной войне вместо лакированной поэзии известных «тыловых» поэтов у нас звучала поэзия «окопных» поэтов, поэтов, воевавших в окопах и погибавших в окопах, поэтов малоизвестных, но оттого не менее прекрасных – таких, например, как Павел Шубин:

Ещё больший стресс ожидал парткомиссию на спектакле по советской поэзии. Под яростную пантомиму мы нараспев декламировали уже знаменитого тогда молодого Вознесенского:

В конце концов терпение У НИХ лопнуло – и наш «Глагол» закрыли…

Что ж, нам с нашим неприятием «руководящей роли КПСС», было с кого брать пример! Разве не символично, что на прямой вызов Иосифу Сталину, этому серийному убийце с его «жирными пальцами» – решился не какой-нибудь тогдашний топ-политик или бравый генерал, а «интеллигенток» (и гений поэзии!) Осип Мандельштам. Быть пассивной жертвой колеса истории Мандельштам не захотел, и его великая поэзия стала поэзией вызова: