Леонид Шорохов - Володька-Освод

Тоска затуманила Володькину голову. Следствие, суд, конфискация имущества, тюряга — ясно, что срок припаяют на полную катушку, все пойдет прахом, и работа, и должность, и достаток в доме, и, может, самый дом, и семья, и барахло, и машина, и все труды его тяжкие и нетяжкие — все ухнет, как в прорву, в загребущие чужие лапы, стоит только коготку увязнуть, а там всей птичке конец. Ну а если инспектор, на Володькино счастье, один? Что тогда? Ну, если один, тогда… Сагин заслонил глаза ладонью.

— Гаси свет, служба. И так все разглядел!

Инспектор засмеялся.

— Это верно, граждане хапуги. Закон и в темноте далеко видит!

Он легко подвел свой катер к Володькиному глиссеру и обмотал носовую цепь вокруг сагинской банки. Фонарь погас. Володька зажмурился, торопясь быстрей привыкнуть к темноте.

Молодой Иван встал, надвинул на лоб форменную фуражку и, не торопясь, ступил на борт схваченной на ночном грабеже разбойничьей посудины.

— Иван Сергеевич Никитин, — по форме представился он пойманным браконьерам и вежливо приложил ладонь к козырьку черной фуражки.

Инспектор был счастлив. Опять подлые грабители попались в его руки со всем букетом неопровержимых доказательств своего разбойного промысла.

Закон и справедливость были бы пустым набором слов, не осуществляйся они на деле с такой железной неизбежностью. Инспектор скользнул глазами по мокрым, туго набитым мешкам. Сволочи, — там наверняка полно самок с икрой! Ведь какие убытки нанесены природе двумя шакалами, по ошибке получившими при рождении человеческое обличье. Тысячи жизней, еще не рожденных, еще не проявивших себя в этом мире ни движением могучих плавников, ни веселым прыжком поверх родной стихии, многие тысячи жизней были беспощадно оборваны, убиты, задушены в вонючей тесноте воровских мешков.

Струи теплой воды мирно обтекали лодку палачей. Лягушки глухо квакали на Волчьем острове, чуть виднелись звезды, и Никитин Иван ожесточился сердцем к разрушителям жизни, попавшим в его законную власть.

— Вы задержаны, — сказал он. — А также и катер, и рыба, и орудия незаконного лова. Сейчас поедем прямо в прокуратуру. Пора очистить Акдарью от воров.

Володька открыл остро заблестевшие в темноте глаза. Легкий утренний ветерок разогнал остатки туч. Начало светать.

— Пора очистить, пора очистить… — неотвязно бились в его голове последние Ивановы слова. — Пора…

Инспектор был один!

Сердце Сагина испуганно и больно толкнулось в груди; предчувствие неизбежного разлилось бледностью по щекам, но Володька жестко стиснул закаменевшие челюсти. Жизнь Ивана дороже сазаньей, что ли?

— Заводите мотор, — приказал лейтенант примолкшим браконьерам.

Володька прищурил глаза. Радужные круги от нестерпимого инспекторова фонаря совсем прошли. Теперь он видел не хуже, чем днем. Легкий холодок незаметно нарастал внутри Володькиного желудка.

Сашка заканючил от мешков с рыбой:

— Да ладно, да чего там! Что ты на нас взъелся? Возьми, сколько положено, да отстань! Сам живешь, и другим дай жить.

Инспектор обрезал его, как ножом:

— Не дам!

Володька только усмехнулся. Ну шурьяк, ну мыло, нашел кого уламывать. Нет, с молодым Иваном пустая болтовня ни к чему. У него не выпросишь. С ним надо капитально решать.

Сагин не спеша наклонился к алюминиевому борту. Там, под выгибом металлического профиля, было пристегнуто двумя пружинистыми лапами короткое алюминиевое весло. За последний год и попользоваться им ни разу не пришлось — слава богу, мотор работал, как часы, а вот сегодня пришло, видно, его время.

Одним движением Володька вывернул весло из лап и, распрямившись, с ходу рубанул им вперед, целясь инспектору в голову. Катер от резкого движения качнулся под ногами, и лопасть весла, скользнув по щеке, разорвала Иваново ухо.

В следующую минуту в пляшущем глиссере завязалась смертельная схватка. Володька, ухватив пятерней молодого Ивана за грудки, рубил его ребром весла, стараясь угодить по голове. Не давали толком попасть разделявшая его с инспектором банка да вскинутые вверх руки лейтенанта, отбивавшие весло.

Сашка, ошалевший от неожиданного поворота дела, сунулся в середину. Пытаясь помочь Сагину, он схватил инспектора за руку, но споткнулся о рыбий мешок и неожиданно втиснулся между Иваном и Володькой.

Дико хекнув, Володька рубанул в мелькнувшее перед ним лицо. Сашка взвыл страшным голосом. Этот удар достался ему. Инспектор наконец вырвался из Володькиного захвата и, поймав Сашку за полосатую тельняшку, закрылся им от смертельной лопасти. Затрещала материя. Сашка изо всех сил рвался из инспекторовых рук, а Володька, бешено стиснув зубы и остекленев взглядом, рубил и рубил ребром весла мечущееся перед ним человеческое мясо. После каждого удара дурным голосом ревел очумевший от боли шурьяк:

— Ой, не надо! Ой, не бей! Ой, Володечка, не убивай! Ой, больно!

Наконец Сашка взвыл уж совсем смертным воплем и рванулся так, что тельняшка не выдержала и с хрустом разорвалась до пояса. Сашка полетел на дно катера, инспектор за борт. Володька кинулся к воде и успел еще раз достать молодого Ивана веслом, прежде чем тот нырнул.

В корме глиссера, обхватив руками голову и захлебываясь слезами, причитал Сашка:

— Ой, убил! Ой, мамочка родная, ой, насмерть убил!

Он провел ладонями по растерзанной физиономии и, поднеся к глазам окровавленные руки, заорал на половину реки:

— Кровь же, кровь! Гляди, свояк, гляди, кровь!

Сашка совал под нос Володьке мокрые красные ладони:

— За что же ты меня так, братка?! Ведь убил!

— Заткнись, дурак! — бешено оттолкнул его Володька. Он напряженно вглядывался в забортную воду.

— Уйдет, уйдет, — пугливо отдавалось в сагинском мозгу.

В десяти метрах от катера вынырнула из воды черная тень. Тяжелыми, размашистыми саженками инспектор медленно плыл вниз по течению. Видно было, как трудно ему держаться на воде.

— Врешь, не уйдешь! — плеснулась внутри Володьки сумасшедшая радость. Он кинулся к штурвалу и включил двигатель. Рев мотора громом прокатился по сонной воде. Потревоженные внезапным шумом, притихли лягушки. Володька развернул катер чуть ли не на месте. Глиссер, словно норовистый конь, встал на дыбы и прыгнул вперед. Охающий Сашка едва не выпал за борт.

Володька нацелил широкий, плоский нос катера в прыгающий на волне живой мячик. Инспектор, заслышав нарастающий рев мотора, попытался было повернуть в сторону, но в этот момент тяжелая, длинная туша глиссера накрыла его.

Ах-х-х-х!!!

Штурвал катера дернулся в Володькиных руках. Глиссер на секунду приостановился. Рев мотора из басовито-звонкого перешел в натужный и мучительный. Слышно было, как туго, с усилием проворачивающийся винт рубит под водой неподатливую, тягучую массу.