Петер Ярош - Визит

— И он, и его эксперименты, — отвечает господин Ц. Г. Й. — Я верю, но в то же самое время и боюсь…

— Я и не предполагал, что господин Джойниус может…

И тут впервые все начинают смеяться. Я умолкаю и смотрю прямо перед собой. Потом смотрю на мечтательное лицо господина Ц. Г. Й. и неведомо для себя, даже не желая этого, начинаю испытывать к нему уважение. Я всегда исхожу из того постулата, что ученые расщепляют материю и высвобождают из нее заколдованную энергию. Но я не могу справиться с удивлением, когда узнаю, что можно вычислить затмения Луны на сто тысяч лет вперед. С тех пор как я узнал, что Фалес Милетский вычислил затмения Солнца за 585 лет до нашей эры, для меня этот муж является критерием, мудрости. Но ведь господин Ц. Г. Й. … Ах, я действительно воплощенный дурак… Я краснею от стыда так сильно, что должен опустить голову, чтобы никто не заметил…

— Вам грустно, уважаемый? — спрашивает меня мой сосед господин Л.

— Нет, нисколько! — отвечаю я быстро, но пересиливаю себя и добавляю: — Ну, совсем немного…

— Развеселитесь! — приказывает мне господин Л. — Представьте себе, что вы сидите в кафе с видом на большой бульвар… Возможно даже, что вы сидите на террасе, вино перед вами, красавица напротив потупила взор, вы помешиваете сок соломинкой… Да, кстати! А знали ль вы поэта Аякса? Нет? Это тот, что недавно умер… История его такова. Вы не должны сомневаться, что он очень хорошо относился к людям. Но, возможно, вы не знаете, что перед своей смертью он получил несколько анонимных писем, о содержании которых мы теперь можем только догадываться. Однако известно, что он написал, когда прочитал эти письма: «Мне пришлось выполнить весьма глупые пожелания некоторых людей, почему же мне не исполнить пожелания тех, кому нужна моя смерть». И сделал так, как написал…

— Однако оглянись, — говорит госпожа В. В. — Вот он как раз, твой мертвый поэт Аякс!

Я и господин Л. быстро оборачиваемся. С противоположного конца огромного помещения к нам приближается высокий мужчина.

— Господи! — кричит господин Л. — Это невозможно!..

— Добрый день, господа, — приветствует нас господин Аякс.

— Невероятно! — кричит господин Л.

— А что случилось, дорогой Л.? — спрашивает господин Аякс.

— Но ведь ты же умер, — заикаясь, говорит господин Л. — Я ведь был на твоих похоронах… Я видел тебя мертвым… Как же я теперь могу объяснить твое…

— Да, ты прав, я умер, — спокойно отвечает господин Аякс и садится рядом со мной.

— Но я ничего не понимаю! — говорит господин Л.

— Дорогой мой Л., — отвечает господин Аякс. — Позволь, я все тебе объясню… Я действительно умер, но это только казалось… Я притворялся! Все было по-настоящему: гроб, могила, похороны, но я не был по-настоящему мертв…

— Но ведь это ложь! — кричит господин Л. — Ведь я нес тебя, спускал тебя в могилу, бросал землю на гроб…

— Ты ошибаешься, и ты прав, — смеется господин Аякс — Ты нес меня какое-то время, но в могилу ты опускал уже не меня и землю бросал не на мой гроб… В действительности в тот момент, когда меня никто не видел, я покинул гроб…

— Что же это был за момент?

— Да вот… Это когда метрах в тридцати позади нас двое мужчин провалились под землю… Позже на этом месте нашли праславянский клад… Ты помнишь?

— Да-да! Я вспоминаю это событие…

— Ну, вот видишь! Вы поставили гроб на землю, и все пошли посмотреть, что случилось… Именно тогда я покинул гроб… Я немного изменил выражение лица, надвинул на лоб шляпу, и, когда вы вернулись, я шел во главе погребального шествия рядом со священником…

— Но как же! — удивляется господин Л. и молчит долгое время.

Говорить больше не требуется! На правой стене появляются кадры фильма. И я понимаю, почему помещение затемнено. Фильм без начала и конца, а некоторые его сцены являются нагромождением новых и новых символических предметов, которые в неустанном мелькании выражают движение времени… И наконец, на экране только фразы: «Разве время не течет даже тогда, когда вы заперты в пустой комнате и смотрите на единственную точку перед собой? Оглянитесь вокруг себя, что вы видите? Предметы, находящиеся в кажущемся покое вокруг вас, находятся в таком же движении, как и предметы, которые только что перемещались на этом полотне. Разве это не так?»

Демонстрация фильма кончается так же неожиданно, как и началась. Присутствующие начинают шевелиться, кто-то громко зевает.

— Эта инертность нашего поведения, мышления, суждений, — говорит господин О. Б. М., — о которой кое-что напомнил этот короткий фильм, действительно нам в тягость. Если вы позволите, я расскажу вам один случай из своей жизни, связанный с этим…

— Пожалуйста, — насмешливо говорит госпожа В. В.

— Дорогой господин О. Б. М., — льстиво вмешивается господин Л., — я всегда восхищался вашим умением находить связи… Итак, мы слушаем вас!

Господин О. Б. М. нисколько не сердится, не делает никаких движений. Он сидит так же, как и сидел, и его квадратное лицо, заросшее черной щетиной, кажется аскетическим.

— Да, дорогие мои, — начинает рассказывать господин О. Б. М., — я написал восемь толстых книг, перевел десять таких же, и они вышли лет пять назад… С тех пор до недавнего времени я регулярно, каждый день, писал в журнал «Вести» статьи по четыре с половиной страницы. Я думаю, не существует темы, которой я хоть раз не касался. Но что произошло!.. Недавно я снова попытался написать книгу, но понял, что не способен… Автоматически я остановился на половине пятой страницы, и далее ни шагу… Все же я догадался, что в книге могут быть отдельные главы по четыре с половиной страницы, но получались только самостоятельные вводные главы по четыре с половиной страницы, друг с другом никак не связанные… Господа, объем в четыре с половиной страницы вошел мне в кровь, и я не могу через него переступить… Я укладываю в сто тридцать пять строчек любой сюжет, любую историю… Разве это хорошо? Нет, нет, нет! Конец моему писанию… Я больше никогда не смогу писать… Только если… Да, только если господин Джойниус… Поэтому я и пришел… — закончил свою историю господин О. Б. М. и заплакал. Совсем потихоньку. Совсем незаметно вздымается его грудь, еще незаметнее, однако, растет его щетина.

Я сижу и огорченно наблюдаю за расстроенным господином О. Б. М. От его тихого плача мне становится грустно. Меня охватывает какая-то тоска, я готов потерять сознание… Что-то невыразимое…

Именно тогда ко мне прикасается мой сосед господин Л. Он наклоняется ко мне и смотрит на меня в упор.

— Этот старый козел, — говорит господин Л. тихо, показывая на господина О. Б. М., — пыжится от целомудрия, точно евнух. Я, друг мой, отдаю предпочтение нравственности.