Тан Тван Энг - Сад вечерних туманов

Тошнота отступила, но оставила кислый осадок в глотке. Я облизнула губы и глотнула — разок, другой.

— Подожди, Каннадасан, тунгу секейап [118] Тунгу секейап — обожди немного ( малайск. ). , — подправила веревки и подала ему знак: — Сату, дуа, тига [119] Сату, дуа, тига! — Раз, два, три! ( малайск .). !

На счет «три» мы снова подняли шест на плечи. Мужчины гикали, подбадривали криком, пока я, словно раненое животное, шаталась на ногах, отбиваясь от врезавшейся в плечо боли.

— Джалан! [120] Джалан! — Пошли! ( малайск .) — крикнула я, указывая дорогу.

Утро было потрачено на чистку валунов и перенос их на участок перед верандой у входной двери. Когда был опущен последний камень, Каннадасан с рабочими уселись на корточки на травке, пустив по кругу пачку сигарет и утираясь полотенцами. Я последовала за Аритомо в дом, в гостиную. Оклеенные бумагой двери были закрыты, и я обнаружила, что за ними находится целый ряд раздвижных застекленных дверей. Аритомо кивнул мне на место, где можно было присесть. Я показала свою перепачканную в грязи одежду:

— Я перемазалась вся.

— Садитесь.

Дождавшись, когда я исполнила приказ, он раздвинул сначала застекленные двери, а потом — и бумажные ширмы, открывая вид на сад. Над деревьями по небу зубчатой линией тянулись горы.

Аритомо опустился на колени рядом и руками показал Каннадасану и другим рабочим, где, по его замыслу, должен быть помещен первый валун. Наконец они установили камень так, как он считал нужным. То же самое садовник проделал с четырьмя оставшимися камнями, утверждая каждый на коротком расстоянии от предыдущего, настраивая гармонию музыки, слышимой только им самим.

— Они похожи на строй придворных, кланяющихся и отшатывающихся от императора, — заметила я.

Он одобрительно хмыкнул:

— Мы строим композицию картины вот в этой рамке, — и, очерчивая пальцами прямоугольник в воздухе, провел линии по крыше, опорам и полу. — Когда смотришь на сад, смотришь на произведение искусства.

— Но композиция не выверена, — вытянула я руку. — Зазор между первым и вторым камнями слишком широк, а последний камень слишком близок к третьему. — Я еще раз осмотрела ландшафт. — Они смотрятся так, будто вот-вот повалятся в пустоту.

— И тем не менее именно в этом расположении чувствуется динамика! Взгляните на наши картины — большие пустуты, композиция асимметрична… в них — ощущение неуверенности, зыбкости, готовности к изменениям. Именно это мне здесь и нужно.

— Как мне узнать, куда помещать камни?

— Каков первый совет, который дает «Сакутей-ки» ?

Я подумала секунду.

— «Следуй требованию камня».

— Эти слова открывают книгу, — согласно кивнул он. — Место, где вы находитесь, это отправная точка. Именно отсюда гость обозревает сад. У всего посаженного и созданного в Югири есть своя дистанция, свой масштаб и свое пространство, исчисленные в отношении к тому, что видится отсюда. Это место, где первый камешек разбивает гладкость воды. Поместите первый камень как следует, и остальные подчинятся его требованиям. Этот эффект распространяется на весь сад. Если исполнить пожелания камней, они будут счастливы.

— Вы так говорите, будто у них есть души.

— Разумеется, есть, — слегка пожал он плечами.

Мы сошли с веранды и присоединились к рабочим.

— Всего лишь треть каждого камня должна быть видна над землей, — сказал Аритомо, подавая мне лопату. — Так что копайте глубже.

И он оставил нас наедине с работой.

Ручка лопаты быстро натерла волдыри на моих голых ладонях. Земля не была твердой, но уже через несколько минут я обливалась потом. Не один и не два года прошло с тех пор, когда я последний раз выполняла тяжелую физическую работу, эту или другую, так что приходилось частенько брать передышку. Аритомо вернулся два часа спустя, когда я уже закопала все пять камней до нужного ему уровня. Встав на колени, он принялся плотно уминать почву вокруг основания камней, велев мне делать то же самое.

Я погрузила пальцы в рыхлую почву — земля дарила коже ощущение прохлады и влаги, успокаивая боль в левой руке. Такое простое, элементарное действие: голыми руками притронуться к земле, по которой ходим, — а вот поди ж ты, я и не помнила, когда делала это в последний раз…

К вечеру тело у меня одеревенело и болело. Прежде чем отправиться домой, я прошла мимо участка, где мы раньше днем посадили камни. По одну сторону его стояли мешки с гравием: его приготовили для того, чтобы в завершение работ разровнять по площадке. Я коснулась округлой верхушки одного из камней, толкнула его. Он стоял прочно, недвижимо, словно бы пророс от каменного ствола, вознесшегося из несусветной глубины под ногами, а не был уложен нами всего лишь утром.

Аритомо вышел из дома, за ним мягко вышагивал большой шоколадный бирманский кот. Садовник заметил, что я смотрю на кота.

— Это Кернильс, — возвестил он. — Мне его Магнус подарил.

Несколько мгновений мы следили, как тянутся по земле тени от камней.

— Где планы и чертежи этого сада? — спросила я. — Хотелось бы взглянуть на них.

Аритомо повернулся ко мне и слегка коснулся рукою головы.

И в тот момент меня поразило, до чего же он похож на эти валуны, которые мы переносили и закапывали все утро.

Миру видна всего лишь малая его часть — все остальное запрятано глубоко внутри и скрыто от глаз.

В бунгало, снятое мною у Магнуса, можно было вселиться уже к концу моей первой недели ученичества у Аритомо. Фредерик, каждый вечер заходивший в Дом Маджубы, в пятницу за ужином предложил мне помочь перевезти вещи.

— Завтра утром устроит? — спросил он. — Скажем, часов в девять?

— Лучше соглашайся, — проворчал с другой стороны стола Магнус. — Молодой человек вскоре покидает нас.

— В девять вполне годится, — сказала я.

От работы неделю напролет в Югири у меня ломило все тело, а потому мысль, что кто-то будет помогать с переездом, была приятна.

В ту ночь, прежде чем лечь спать, я несколько минут простояла у балюстрады террасы между тенями от двух мраморных статуй. Надвигавшийся дождь привносил в воздух запах свежести с легким металлическим привкусом, словно бы его прожгла затаившаяся в туче молния. Запах напомнил мне о времени в лагере, когда мой разум цеплялся за малейший, самый несущественный пустяк, чтобы отвлечься: бабочка, вспорхнувшая с куста, паутина, растянутая по веточкам нитями шелка и просеивающая воздух для насекомых…

Начальные такты мелодии «Und ob die wolke» [121] «Und ob die wolke» — «Толпами ходят в небе тучи», каватина Агаты из оперы Карла Марии фон Вебера «Вольный стрелок». тягуче полились из открытых окон гостиной. Магнус опять поставил пластинку с Сесилией Весселс [122] Сесилия Весселс — южноафриканская оперная певица (1895–1970), первая, получившая признание в Европе и широчайшую известность в Южной и Юго-Западной Африке. Ее исполнение партии Агаты до сих пор считается одним из лучших. . Внизу, в долине, бусинки света засияли на деревьях вокруг Югири. Я смотрела туда, пытаясь угадать, чем занимался в своем доме Аритомо.