Тан Тван Энг - Сад вечерних туманов

— «Небесный Чертог», — произнес Аритомо.

Я удивленно посмотрела на него. Он коротко кивнул мне разок.

— Как это… по-восточному . Но ваш дом! — воскликнула леди Темплер, устремив взгляд мимо Аритомо. — Можно подумать, что мы находимся где-то в Японии.

— Так вы и есть садовник Хирохито? — спросил Темплер.

— Это было давным-давно, — ответил Аритомо.

Олдрич сам представился Аритомо и прибавил:

— Некие японские гражданские лица разъезжают с паломничеством по стране, посещая места, где их войска воевали против наших ребят.

Свет, казалось, придал остроты взгляду Аритомо.

— Кто они такие?

— Они называют себя «Ассоциация по возврату наших павших героев», или как-то не менее дико пафосно в том же духе, — сообщил Олдрич. — Они запросили полицейское сопровождение для защиты во время своих поездок, но у нас и так не хватает людей, чтобы еще и этим заниматься. С вами они не связывались?

— Я не виделся и не беседовал ни с кем, кто прибыл с моей родины с тех пор, как закончилась война.

— И никогда не бывали на родине?

— Нет.

Верховному комиссару предстояло посетить и другие фермы на нагорье, и леди Темплер отвела нас с Аритомо в сторонку, когда они покидали Югири.

— Почему бы вам не создать сад для нас, мистер Накамура? — она взглянула на него с надеждой. — После того, что мы увидели сегодня утром, лужайки Королевского Дома, где мы живем, кажутся ужасно скучными.

— В данный момент своей жизни я сохраняю интерес только к работе в собственном саду, — ответил Аритомо, его угловатые, резкие слова плотно заполнили пространство между нами, не оставив места ни для чьих попыток убедить его передумать.

— Слыша такое, испытываешь разочарование.

Леди помрачнела, затем с улыбкой обратилась ко мне:

— Но вам-то ничто не помешает устроить для нас сад, не так ли?

— Когда Аритомо решит, что я готова, — ответила я, — ваш сад будет в числе первых, за которые я примусь.

— Я не дам вам забыть об этом обещании, милая девушка, — сказала леди.

И повернулась к Аритомо:

— А вы непременно должны открыть свой сад для публики! Стыд великий — держать нечто, столь прекрасное, только для себя самого!

Я пристально следила за Аритомо. Печаль омрачила его взор.

— Югири навсегда останется личным садом.

Прохлаждаясь на веранде, я все раздумывала, отчего известие о колесящих по стране японцах обеспокоило Аритомо. Я достала свой дневник, полистала страницы, еще раз просматривая газетные вырезки, мельком проглядывая массу сведений, записанных бегло и небрежно. Вдруг из дневника выскользнул голубенький конверт и упал на пол. Я подняла его, оглядела.

Я никогда и никому не говорила об истинной причине: почему я пошла работать в Трибунал по военным преступлениям, даже своему отцу или брату Хоку. Я выискивала сведения, которые позволили бы мне отыскать свой лагерь, и надеялась, что должность помощника научного сотрудника даст мне возможность поговорить с японскими военными преступниками, которых судили в Малайе. Вдобавок я нашла японку, согласившуюся подучить меня языку.

Обычные правила судебной процедуры не очень строго соблюдались во время слушаний по военным преступлениям. Трибунал придавал значение неподтвержденным сведениям, принимал косвенные доказательства и те, что основывались на слухах, если эти сведения давали жертвы японцев. Я опрашивала японских офицеров и протоколировала их показания, но еще и вставляла свои собственные вопросы — о том, не знают ли они чего-либо о моем лагере. Я тщательно следила, чтобы все дела, по которым я работала, были выстроены так, чтобы военные преступники никогда не получали помилования. Мои цепкость и упорство производили впечатление на обвинителей, зато здоровье мое ухудшалось из-за бесконечных проверок любого найденного мною свидетельства и непременного моего участия в каждом допросе, на который я могла попасть. Я убеждала, упрашивала и запугивала пострадавших, не желавших давать показания против японских преступников. На такой работе, естественно, невозможно оставаться беспристрастной. Бывали времена, когда я, вспоминая страх и боль, через которые довелось пройти, не в силах была продолжать читать документы. В таких случаях приходилось заставлять себя продолжать тщательно просеивать сведения в поисках того единственного, что я искала.

Однако ни разу не попалось мне упоминание о лагере, куда заточили нас с Юн Хонг.

Когда я ушла из Трибунала, чтобы готовиться к учебе, то завела дневник. Что-то во мне все еще сохраняло надежду, что я, возможно, найду ответы на свои вопросы.

Я посетила капитана Хидеёши Мамору в день, когда его должны были повесить. Смертный приговор ему вынесли за зверскую расправу над двумя сотнями китайцев-сельчан в Телик-Интане, рыбацком селении на западном побережье Малайи. Уцелевшие очевидцы свидетельствовали, что он отдал приказ своим солдатам загнать сельчан в море. Когда вода дошла несчастным до пояса, солдаты открыли по ним огонь. Вода до того наполнилась кровью, рассказывал мне один житель селения, что ее пятна с песчаного берега были смыты только после семи приливов и отливов.

Надзиратель-сикх привел меня к забранной металлическими прутьями клетке Хидеёши. Японец лежал на деревянных нарах, свернувшись в клубок. Он встал, увидев, что я подошла. Взмахом руки я отпустила сикха. И сказала заключенному:

— А вы внешне спокойны, не то что некоторые другие.

— Не обманывайтесь, мисс Тео, — бегло ответил Хидеёши по-английски.

Я припомнила: в его досье говорилось, что военное образование он частично получил в Англии. Стройный худощавый мужчина лет сорока с небольшим, он отощал еще больше от невзгод войны, как и каждый из нас.

— Я перепуган… о да, очень сильно. Но у меня было достаточно времени, чтобы подготовиться. Хотите знать почему?

— Почему?

— С самого первого дня, как только я увидел вас входящей в зал суда, я понял, что долг свой вы исполните досконально. Я понял, что меня подвесят.

— Повесят, — поправила я. — А не подвесят.

— Для меня — никакой разницы, — сказал он. — Вы были в одном из наших лагерей, да?

— Да, я была в японском лагере.

Именно так, слово в слово, я отвечала другим людям, которых помогала отправить к палачу. И знала, каким будет следующий вопрос Хидеёши. Все заключенные, до единого, с которыми я разговаривала, неизменно задавали один и тот же вопрос, узнав, что я была в заключении. Хидеёши меня не разочаровал.

— И куда вас послали? — спросил он. — В Чанги? На Яву?

— Лагерь был в Малайе, где-то в джунглях.

Хидеёши встал с нар и, шаркая ногами, поплелся к прутьям.

— Лагерь был скрытым?

От него несло застарелым потом, но я все равно подошла на шаг поближе. А он продолжил: