Тан Тван Энг - Сад вечерних туманов

Мы бегом бросились к дому и добежали как раз вовремя. Стоя бок о бок на энгава , смотрели, как мир растворялся в воде. Горы, джунгли, сад — все исчезло в потоках дождя.

Какой-то неестественный сумрак окутал дом. Молния сверкнула и пронеслась по комнатам, высвечивая и пронизывая ширмы из рисовой бумаги, словно переносящиеся из мира в мир души. Аритомо пошел в кабинет и зажег настольную лампу. Я поразилась: он не отдал поклона портрету своего императора.

Фотографии на стене вообще не было.

— Монсун начался, — сказал он. — В следующие несколько месяцев работы будет немного.

— Дождь не будет лить непрерывно, — беззаботно бросила я, скрывая, насколько гложет меня тревога, что он объявит: моему ученичеству пришел конец. Я понимала, что еще не готова создать свой собственный сад.

— Прислушайся вот к этому.

Над нашими головами ливень, борясь с ветрами, молотил по черепицам крыши. Сад, дом, пространство между нами двоими — все сделалось песней, скрытой в атмосферной стихии.

— Хочешь, чтоб я уехала из Югири? — спросила я.

— Нет, — последовал ответ. — Я хочу сделать тебе татуировку.

Верно ли я расслышала за шумом дождя?

— Татуировку? Такую, как ты Магнусу сделал?

— Ты не понимаешь, — он сжал и разжал пальцы несколько раз. — Это будет настоящее хоримоно , покрывающее верхнюю половину тела.

— Ты с ума сошел, Аритомо, — опешила я. — Ты хоть подумал, во что превратится моя жизнь, если кто-нибудь узнает, что на мне — вот такое?!

— Если бы тебя заботило, что подумают другие люди, ты бы никогда не приехала повидаться со мной.

— Ты говорил, что бросил это дело — татуировки.

— В последнее время они снова манят меня к себе, — он стиснул пальцы. Костяшки на них, похоже, распухли еще больше, чем обычно. — Боль донимает все больше. Я хочу создать хоримоно , Юн Линь. Такой возможности у меня не было никогда. Или не находился человек, который мне нужен.

Он зашел за пустую бамбуковую птичью клетку и смотрел на меня сквозь ее прутья. Я видела его лицо, разделенное на длинные узкие полоски. Легким толчком кисти он заставил клетку вращаться. Лицо его словно перемещалось.

— Мне совсем не интересно сделать одну маленькую наколку. А вот хоримоно …

Вращение клетки замедлилось, но ее прутья по-прежнему отбрасывали тени по стенам. Мне вдруг показалось, что я внутри волшебного фонаря смотрю, как мир кружится вокруг меня на экране из рисовой бумаги.

— Обрести хоримоно — большая честь, — продолжал Аритомо. — В Японии от тебя потребовали бы рекомендательных писем и хороти вел бы с тобой долгие беседы, прежде чем решился бы поработать над твоей кожей.

Послышался мягкий треск бамбука: Аритомо остановил вращение клетки. Стены же, казалось, продолжали вращаться на несколько секунд дольше. Он вышел из-за клетки.

— И что за рисунок ты задумал?

— Хороти и его клиент не обсуждают содержание рисунков до того, как принимается решение.

— А как они договариваются?

— Некоторые хороти хранят рисунки или фотографии уже сделанных ими наколок.

— Дай мне их посмотреть.

— Я никогда не храню их: они не для того. И я никогда не делал хоримоно .

Секунду-другую он колебался. Потом опустился на колени перед шкафчиком с ящиками в углу кабинета. Достал коробку с гравюрами по дереву, которые уже показывал мне, и разложил их на столе.

— Большинство мастеров татуировок — искусные художники-граверы: навыки, в сущности, требуются одни и те же. Хороти часто создают картины, вдохновленные книгой «Суикоден» .

— Как это происходит?

Он положил на стол один оттиск укиё-э . Процесс нанесения татуировки начнется с судзи — нанесения контура кисточкой, объяснял он, при этом пальцы его легко порхали по гравюре, будто стрекоза скользила над прудом. После этого контур будет наколот и наступит следующая стадия — бокаши , наполнение рисунка цветами.

— Есть два способа исполнить бокаши. Использовать больше иголок там, где нужно наложить более темные цвета. Тушь попадает в кожу на одинаковом уровне, иголки держатся вот так, — он свел пальцы в одну точку, как будто пытался отбросить тень головы птицы. Отвесно поведя рукой, клюнул меня в кисть. — Эффект оттенков, подобных тому, что ты видишь здесь, — он показал на лепестки камелии в углу укиё-э , — создать труднее. Тушь понадобится вводить тебе под кожу на разную глубину. Мне потребуется меньше иголок при использовании их под косым углом.

Его неспешное, обыденное объяснение убаюкивало меня.

— Хоримоно может быть заключено в рамку, — продолжал он. — Или слиться с окружающей кожей, как в технике «рассвет» — акебоно микири .

— Рассвет, — прошептала я. Это вызывало в мыслях рубеж без видимой границы, небо, огражденное только барьером света. — Вредные побочные последствия имеются?

— Как сказать… в старину, когда в красной туши использовался кадмий, у клиентов поднималась высокая температура, появлялась боль. Некоторые жаловались, что их татуированная кожа перестала потеть, что им прохладно даже в самые жаркие дни.

— Как у пресмыкающегося. И сколько понадобится времени, чтобы закончить татуировку?

— Большинство людей способно выдержать всего один часовой сеанс в неделю. — Он умолк, подсчитывая в уме. — На хоримоно , вроде того, что я задумал, потребуется около… э-э, недель двадцать-тридцать. Полгода. Возможно, меньше.

— Я подумаю, — осторожно принялась я выстилать словами пространство между нами, — если татуировка… если хоримоно , — японское название мне нравилось больше, словно в нем заключался иной смысл, — если хоримоно покроет мне только спину.

Несколько секунд ушло у него на раздумья.

— Дай мне посмотреть на твое тело.

— Зашторь окна.

— Только глупец высунется из дому в такую бурю.

Спустя мгновение он послушался меня и прикрыл окна шторами. Время от времени грохот дождя по крыше уходил с переменой ветра, только чтобы вскоре ударить с новой силой: его изменчивый ритм, похоже, совпадал с моим дыханием.

Аритомо медленно расстегнул на мне блузку, затем повернул меня кругом, мягко стягивая ее с моих плеч. Я потерла ладони, согревая руки, когда он расстегнул бюстгальтер. Мы уже так часто бывали обнаженными в присутствии друг друга, но вот сейчас, стоя у него в кабинете, я чувствовала себя неловко. Он перекинул мою одежду через спинку стула и включил еще одну лампу, направив ее свет на меня. Я прикрыла глаза, тепло от лампы было приятно голой коже.

Он обходил меня кругом, и я поворачивалась за ним: луна-спутница, притягиваемая на орбиту планеты.

— Стой на месте, — сказал он. — И стой прямо.