Джозеф О'Коннор - Ковбои и индейцы

Она пробежала глазами статью в одном из воскресных приложений. «Сто вещей, которые любая женщина должна знать о мужчинах». Как выяснилось, большая часть этих вещей уже была ей известна. Потом она прочла рекламу насчет так называемой пересадки жира, и ее едва не стошнило. Ей живо представился потный хирург в маске, сующий руку в чан с растопленным жиром и запихивающий его в чей-то вскрытый живот каким-то совком или шпателем.

Она подумала об Эдди Вираго. Эдди не толстяк. У него был небольшой животик, но жирным его не назовешь. Пупок у него выпуклый. Как говорил ее отец, именно в это место Бог целует каждую человеческую особь, сходящую с небесного конвейера, — в знак завершения своего труда. Иногда пупок выпуклый, иногда впалый. Это вроде как винтик, говорил отец: если его вывинтить, у тебя задница отвалится. Типичная папочкина шутка. Марион снова передернуло. Холодно здесь.

Мысль об Эдди вновь согрела ее. Странное чувство, ускользающее, смутное, но приятное. Марион прикрыла глаза, вспоминая его язык, пальцы, губы, нежные и мягкие, как у девушки. Он был совершенно непохож на парней, которых она встречала до сих пор. Тем более на баллибраккенских. Надутые фермерские сынки, рассуждающие о бочках с цементным раствором и о скорой смерти родителей, чьи фермы они унаследуют, — вот так они соблазняют девчонок. Алкоголики из муниципального совета, которые наобещают с три короба, лишь бы забраться к тебе под юбку, а потом сбегут на свои испанские виллы к морщинистым женам. Прилизанные менеджеры музыкальных групп, с их преждевременной эякуляцией и подержанными машинами, — липкая кожа сидений, холодящая голую спину поздно вечером на стоянке за церковью. Может быть, думала Марион, Эдди окажется другим. Боже милостивый, молила она, пусть он окажется другим!

— Следующий, пожалуйста, — прощебетала пожилая женщина с серебряными волосами, уложенными в изящную прическу, в синей шерстяной двойке; она стояла рядом с блондинкой, положив руку ей на плечо. Обе смотрели на Марион, мягко, по-доброму. Их поза напомнила Марион одну из картин в Национальной галерее, но название она забыла. Странно, что именно сейчас приходят такие мысли.

Седая женщина была немного похожа на королеву-мать, наверно из-за прически. И говорила так же.

— Следующий? — повторила она, глянув в блокнот и приподняв брови. — Миссис?..

Марион улыбнулась и встала.

— Мисс, — поправила она. — Уайлд.

— Мы здесь называем друг друга по именам, — сказала пожилая дама.

— Слоуми, — ответила Марион, с усилием сглотнув. — Слоуми Уайлд.

— Приятно познакомиться, Слоуми. — Дама чуть подалась к Марион. — Какое красивое имя.

Марион подошла к стойке, пожилая дама открыла дверцу, отступила назад, улыбнулась и жестом показала — проходите. Снова зазвонил телефон.

— Следующая мисс Каллаган, Одри, — напомнила пожилая женщина блондинке, та кивнула, плечом придерживая телефонную трубку. У старой дамы были приятные духи, дорогие, но не экзотические. На шее у нее на цепочке висело пенсне, на пальце поблескивало золотое обручальное кольцо. Она обняла Марион за плечи.

— Забавно, — сказала она, заглянув Марион в глаза, — я всегда думала, что это имя произносится как Саломея.

— Да нет, — густо покраснев, ответила Марион, — то есть да, иногда, но я произношу его как Слоуми.

— Звучит очень мило, дорогая, — тихо сказала пожилая дама, открывая дверь. — Говорите, как вам нравится.

Они сели за столик возле передвижной перегородки. Надо же, будто на встрече с управляющим банка. Пожилая дама представилась: Маргарет. Нужно ответить на несколько вопросов. Да, конечно, откликнулась Марион, она так и думала.

Маргарет записала полное имя Марион — Слоуми Бернадетт Уайлд — и еще кое-какие сведения. Тон у нее был дружеский, доброжелательный, словно подобные расспросы — обычное дело. Так оно, впрочем, и было. Но когда Марион хотела закурить, пожилая дама нахмурилась, всплеснула руками и прощебетала:

— Прошу вас, дорогая, не надо.

Марион неловко затушила сигарету в красивом фаянсовом блюдце.

С преувеличенным отвращением сморщив нос, Маргарет двумя пальцами взяла блюдечко и переставила на подоконник. Марион покраснела. Маргарет усмехнулась. На нижних передних зубах у нее была тонкая полоска помады.

— Национальность? — спросила она. — Это для наших исследований. Статистика.

— Ирландка, — ответила Марион.

— Да, — просияла старая дама, — я сразу узнала акцент. — Придерживая бланк левой рукой, она аккуратно вписала печатными буквами название страны. — Чудесный край, — пробормотала она. — Красивый.

— Это правда, — откликнулась Марион.

— Один из наших друзей, — сказала Маргарет, — живет где-то в Голуэе, в маленьком городке.

— В самом деле?

Маргарет выглядела слегка рассеянной; похоже, мысли ее были где-то далеко. Потом она пожала плечами, снова улыбнулась и посмотрела на Марион.

— Да, неподалеку от Коннемары, — сказала она.

Марион кивнула.

— Красивые места, — продолжала Маргарет. — Такие… диковатые, знаете ли.

Марион согласно кивнула.

— Когда я говорю, что он там живет, то имею в виду скорее pied à terre [9] Временное жилье, пристанище (фр.). , понимаете? Сельское pied à terre, если можно так выразиться.

Марион не знала, что такое pied à terre, но спрашивать ей не хотелось. Она просто снова кивнула и сказала, что это очень мило.

— К нам сюда приходит много ирландских девушек, — продолжала Маргарет, на секунду оторвавшись от записей. — И по-моему, это неудивительно. С тех пор как приняли поправку к законодательству. — Она поджала губы, с сожалением покачала головой и вздохнула: — Очень печально.

Марион промолчала. Слазила в сумку, достала бумажный платок и четыре пятидесятифунтовые купюры, которые положила на стол.

— То есть женщин, — засмеялась Маргарет. — Ведь теперь мы должны называть их женщинами, дорогая, а не девушками, верно?

Она опять засмеялась, словно сказала что-то очень смешное. Марион тоже засмеялась. Маргарет поджала губы и осведомилась, нужна ли квитанция. Марион покачала головой. Маргарет кивнула и спросила, будут ли посетители. Нет, ответила Марион.

— Ну и хорошо, — Маргарет сделала пометку на бланке, — просто замечательно. Никаких посетителей. Знаете, дорогая, порой я думаю, что так на самом деле лучше.

— Есть девушки, есть женщины, есть леди, — сказала Марион. — Вы знаете эту песню?

Маргарет смотрела куда-то поверх плеча Марион, постукивая ручкой по зубам; ее глаза за стеклами пенсне искрились от удовольствия.

— Есть девушки, есть женщины, есть леди, — несколько раз повторила она. — Прелесть, просто прелесть. — Потом покачала головой и вздохнула: — Нет, дорогая, не знаю. Кто ее поет?