Камил Икрамов - Все будет хорошо

— Значит, сомнений много? — подытожил Азим Рахимович. Он положил перед Эркином несколько листов чистой бумаги. — Ручка есть? Напишите, пожалуйста, свои соображения по командировке, обоснуйте сомнения.

— Сейчас? — Эркин удивился.

— Да, сейчас, не выходя из кабинета. Не хочу, чтобы вы советовались с Дильбар. Люблю, когда мнения ученых расходятся. Поставим маленький и по возможности чистый эксперимент. Сколько времени вам необходимо?

— Может быть, я у себя напишу, — возразил Эркин. Что-то обеспокоило его, но что именно, он еще неясно сознавал.

— Нет, я бы хотел, чтобы вы написали отчет здесь. Я вернусь через полчаса.

Азим Рахимович вышел, а Эркину очень захотелось закурить.

Он озаглавил лист словами «Отчет о командировке», написал первую фразу о том, куда и зачем ездил, и остановился. Взяло сомнение, как пишется «в связи», слитно или раздельно. Написано было слитно. Он точно помнил, что «вообще» пишется одним словом, «в общем» раздельно… Но в конце концов, не диктант же он пишет и не экзамен это! В раздражении он написал еще несколько фраз, отлично понимая что теперь-то он просто вынужден изложить свои сомнения, иначе поставит под вопрос все, что рассказал. Эркин остановился и задумался еще раз, когда вспомнил про документ, который директор доставал из сейфа. Нет, сейф был закрыт и ключа в нем не было. Да он и не посмел бы никогда. Что бы ни было в той бумаге, решил Эркин, а я должен держаться своей линии. Хуже нет вилять. Еще отец учил его этому, после того, как сам пострадал на том, что несколько раз менял точку зрения в своих работах. Однако в философии все иначе, а тут только факты, даже просто один всего факт, и объективность серьезного ученого, по мнению Эркина, состояла в данном случае в том, чтобы не доверяться мнению вздорного и буйно фантазирующего старика.

«По моему мнению, сведения о неопознанном летающем объекте вызывают большое не доверие».

Так выглядела последняя фраза отчета. Перечитав ее, Эркин вновь засомневался в написанном с точки зрения грамматики. На всякий случай он поставил черточку, соединив первые два слова. Потом поставил запятую после слова «объект».

Директор вошел в кабинет с заместителем по хозяйственной части.

Аляутдин Сафарович на ходу объяснял про магазин для сотрудников института, который он решил организовать, просил разрешения переделать для этого один из гаражных блоков или же пристроить помещение рядом с проходной. Директор кивал доброжелательно, видимо, идея заместителя ему нравилась.

— Готово? — спросил он Эркина. — Спасибо. Я потом прочту и приглашу вас. — Взял листы и положил на свой стол.

Эркин вышел огорченный, разговор о сроке защиты не состоялся. Ничего не сказал директор и о следующей партии в теннис.

В приемной сидела одна секретарша, Дили не было.

— Мира Давыдовна, «по моему мнению» пишется через черточку? — спросил Эркин.

— Раздельно, в три слова, — отчеканила та. — Вы не беспокойтесь, я все исправлю, когда буду перепечатывать.

Диля вела себя так, будто ничего между ними не произошло, но чаще обычного уходила работать на машине и пообещала, что скоро закончит все, что требуется.

Лишь на следующей неделе раздался долгожданный звонок директора.

— Эркинджан? Как у вас завтрашнее утро? Мы так давно не играли.

Именно на завтра Эркин договорился о замене лобового стекла, ровно в восемь ему следовало заехать в одно место, где знакомый механик… Словом, самое неудачное время выбрал директор для тенниса.

— Да, я тоже соскучился, — сказал Эркин. — Когда, Азим Рахимович?

— В семь, как обычно.

— Прекрасно! Спасибо, Азим Рахимович.

Да, это было прекрасно, что директор не забыл его, и еще более прекрасным казалось Эркину, что при телефонном разговоре присутствовала не только Диля, но и зашедший к ней Сергей Бахвалов.

Они не могли слышать, что разговор о теннисе, зато должны были понять, какие у него отношения с директором.

Однако Сергей огорчил его вопросом.

— Как директор играет?

— На чем? — спросил Эркин, к счастью для себя, с улыбкой.

— На корте, — ответил Сергей.

— Прилично, — ответил Эркин. — Прилично.

— А счет у вас какой?

— Примерно равный.

Он тут же отправился в проходную и оттуда позвонил знакомому теннисисту, уговорил погонять его вечерком, чтобы обрести форму.

Спать он лег усталый, в шесть еле встал, но принял холодный душ и без пяти семь на корте ждал директора. Тот приехал вовремя, но пока переоделся, солнце уже пекло вовсю, становилось душно.

— Летом надо играть с шести, — сказал Азим Рахимович, выходя на подачу. — И вообще, плохо, что у нас не травяное покрытие.

Он играл в темных очках, потому что стоял против солнца. Эркин старался изо всех сил, в первом сете добился счета восемь-пять.

Во втором они поменялись местами, директор дал Эркину свои очки и пообещал выиграть. Вначале шли ровно, но становилось все жарче, пот лил с обоих, игра тянулась бесконечно.

Директор выиграл сет, однако на третий времени не оставалось.

— В следующий вторник доиграем? — спросил Эркин.

— Да, обязательно. Только давайте на час раньше. А сегодня после обеда зайдите ко мне. Есть серьезный разговор.

— Насчет защиты?

— Да, Эркинджан.

Жалюзи на окнах директорского кабинета были закрыты, гудел кондиционер.

— Садитесь, — директор пригласил Эркина не к журнальному столику, а к своему большому, на котором лежали папка с диссертацией и еще какой-то листок с машинописным текстом. Почему-то вспомнился любопытный взгляд Миры Давыдовны, когда она сказала свои стандартные слова о том, что директор ждет его.

Директор чуть откинулся в кресле, положил на край стола крупные руки.

— Должен вас огорчить. Собирался сказать утром, но не смог. И вас не хотел огорчать, и вашего отца особенно… Вы понимаете.

— Насчет защиты? — спросил Эркин.

— Да. Вернее, насчет вашей работы…

Гудел кондиционер, но было душно. Эркин молчал.

— С вашим отцом мы почти что родственники. Он старше меня и в молодые годы помогал мне. Знаете, после войны мы все жили очень трудно…

Да, Эркин знал, как отец, будучи деканом заочного отделения в институте, готовящем в основном работников торговли, помогал многим и его нынешнему директору среди прочих других.

— Я очень благодарен Ильясу Махмудовичу и, если вы помните, говорил об этом на его юбилее. Я был студентом, вся моя семья умерла от эпидемии во время войны.

Директор говорил о временах, давно прошедших, потому что никак не мог выговорить того, зачем пригласил к себе молодого человека. Дело в том, что в последние месяцы Азим Рахимович все больше и больше вникал в то, кем и как пополняется наука.

Совсем недавно из института ушел толковый парень, аспирант, опубликовавший две интересные статьи, ушел заведовать складом и после настойчивых расспросов объяснил, что не может строить жизнь и содержать семью на зарплату аспиранта, а потом младшего научного сотрудника, что лучшие годы уйдут на работу, которая и впредь будет давать ему меньше, чем служба на складе, где есть белила и лак для пола, шифер и паркет, цветная плитка и линолеум. Так прямо и сказал, добавив еще такое: вот если бы у меня папа был академик или директор универмага, тогда, конечно.