Камил Икрамов - Все будет хорошо

— Я лучше запишу телефон. Позвоню обязательно.

— Как знаешь, — пожала плечами женщина. — Тебе видней.

Когда он вернулся домой, у их подъезда стояла неотложка, в квартире пахло лекарствами.

Отец лежал в спальне на спине, врач укладывала в чемоданчик тонометр.

— Видишь, до чего довела твоя глупость, — сказала мать.

Азим Рахимович полдня заседал на юбилейной конференции в Академии, вечером предстояло не меньше времени высидеть на загородном банкете. Пожалуй, из всех обязанностей, вытекающих из все еще непривычного высокого положения, всенепременное присутствие на торжествах было самым обременительным. Требовалась особая привычка к длительному бездействию и безмыслию. Другие как-то приспосабливались; то ли умели думать о своем, то ли вовсе ни о чем не думали, а он с досадой констатировал, что не может отключиться от слышимого, все пропускал через себя, отмечал нелепости, противоречия, оговорки, пустословие. Сидящие в зале могли украдкой просматривать принесенные с собой бумаги, читали журналы, перебрасывались между собой репликами, иногда с озабоченным видом спешно выходили за дверь и решали свои дела в коридорах и фойе. Азим Рахимович сидел в президиуме на виду у всех. Тут не то что поговорить или почитать, тут даже выражение собственного лица надобно было контролировать.

В перерыве он сбежал, как студентом сбегал со скучных лекций, и, как в давние времена, ждал упреков.

В свой институт он влетел с радостным чувством высвобождения, весело поздоровался с Мирой Давыдовной, кивнул на разноцветные телефоны:

— Ничего срочного не было?

— Только это, — секретарша протянула ему несколько библиотечных карточек с впечатанными туда сообщениями о звонках и визитах.

В кабинете жалюзи опущены, кондиционер гудит на максимуме. Как он и ожидал, ничего экстраординарного карточки не сообщили, все, кто мог позвонить «сверху», сидели вместе с ним в президиуме. Лишь две карточки остановили внимание: «Звонила Ваша супруга, просила передать, что профессора Махмудова положили в стационар». И еще: «Звонил Эркин Махмудов, просил отложить встречу в связи с болезнью отца».

Азим Рахимович все эти дни намеренно отгонял от себя мысли, связанные с Эркином. Конечно, по неписаному ритуалу отношений он, возможно, должен был вначале поговорить с Ильясом Махмудовичем. Не то чтобы он не знал этого раньше, просто предполагал, что сын найдет более верные слова, сам все объяснит отцу. «А что, если в этой надежде скрывалась собственная моя трусость?» — подумалось Азиму Рахимовичу.

Он вышел в приемную.

— Мира Давыдовна, вы обедали?

— Да, спасибо, — она поняла это по-своему. — Я обычно не отлучаюсь, обедаю здесь. У меня диета.

— Не смогли бы вы пригласить ко мне Дильбар Мирзабаеву?

Диля вошла в кабинет, предполагая, что разговор будет опять о летающем лягане. Была и еще одна догадка. В последние дни, пользуясь отсутствием Эркина, она работала на машине для Сережи и Бахтияра. Ребята обещали, что поставят вопрос о ее переводе в свою лабораторию. Вот бы про это заговорил директор.

Он усадил ее возле своего большого стола.

— Хотите пить? — он достал из холодильника бутылку минеральной воды, налил ей и себе.

— Спасибо, Азим Рахимович, — она отпила глоток и поставила стакан.

— Вы довольны работой?

— Да, Азим Рахимович. Очень. Особенно в последнее время.

— Вы теперь считаете для Бахтияра?

Оказывается, он знал про это. Что ж, прекрасно. Может быть, сейчас и решится вопрос о переводе. Но директор заговорил о другом.

— Скажите, что у вас произошло с Махмудовым? Вы поссорились? Из-за чего?

Три вопроса подряд требовали точного ответа. Диля заколебалась. Ни одному человеку она не говорила о том, что произошло в горах. Ни одному. Даже намеком. Вряд ли, думала она, и Эркин станет об этом болтать. Не в его пользу. А вдруг он наврал что-нибудь.

— Вы же знаете, Азим Рахимович. Мы разошлись во взглядах на рассказ Бободжана-ата Батырбекова. Может, это считается ссорой. Он оказался в невыгодном положении, он знал, что вы категорически не верите в НЛО, а я не знала. Кроме того, Батырбеков употреблял много старых слов, и я его поняла лучше.

— А сами вы верите в летающие тарелки? — Азим Рахимович задал тот же вопрос, который слышал от Эркина.

Диля смутилась.

— Не могу ответить. Тут столько всякого говорят… Иногда хочется верить, что они есть. И почему-то не страшно.

Она сидела, положив руки на колени, и вдруг напряглась, ожидая, вопроса вроде: «Вы не собираетесь замуж?» Или: «У вас есть жених?»

Беспокойство оказалось напрасным.

— Значит, вы утверждаете, что ничего особенного между вами и Эркином не произошло, никто никого не обидел? — Азим Рахимович смотрел на девушку, и она нравилась ему все больше.

— Во всяком случае, я на него не обижаюсь и считаю, что он не должен на меня обижаться. Я всю работу по его диссертации сделала, как могла. Не все сошлось, но я старалась.

«Если бы у меня был сын, я бы женил его на Дильбар», — подумал директор, но не сказал этого. Для своих дочерей найти женихов и то трудно. Много развелось пустоцветов и любителей легкой жизни. Кто в этом виноват?

Он отпустил Дилю и тут же продиктовал приказ о ее переводе в отдел солнечной энергетики и чистых металлов на должность старшей лаборантки. Теперь следовало бы задуматься об Эркине и его отце, но Азим Рахимович поспешно отогнал от себя эту мысль, она мешала работать.

До самого вечера он сидел над сметой внеплановых работ по солнечной энергетике. Смета была составлена жестко, каждый пункт ее обоснован и обсчитан скрупулезно, ибо итог выражался в семизначной сумме. В глубине души директор лишь мечтал, чтобы уложиться в эту цифру. В данном оптимальном решении смету предстояло утверждать с боями местного и всесоюзного значения. Время от времени директор заглядывал в пухлый том технико-экономических обоснований, не для того, чтобы проверить себя, а для того, чтобы убедиться, что там все изложено достаточно внятно и убедительно.

В половине шестого загудел зуммер переговорного устройства.

— Азим Рахимович, — услышал он голос секретарши. — Вы просили ни с кем не соединять, но по городскому звонит Аляутдин Сафарович. Говорит, срочно.

Он взял трубку. Заместитель по хозяйству в большом волнении сообщил, что магазин в институте открывать запрещают. Возражает отдел торговли. Не дают единицы.

В первый момент волнение заместителя по столь мелкому вопросу показалось смешным. О чем речь? О сотне рублей в месяц? Ну пусть не дают! Потом он спохватился. Магазин нужен сотрудникам, об этом говорили на профсоюзном собрании, и он обещал.

— Если сегодня на банкете увидите Джураева, поговорите с ним. От него зависит, — попросил Аляутдин Сафарович.