Сергей Алексеев - Узел: повести и рассказы

«А что если поехать к нему, — осторожно начал изучать идею Боб. — Рассказать все и попросить написать, а? Хоть книгу, хоть драму, какая разница. Такое геройство неописанным пропадает!»

И как всегда, захваченный собственной идеей, пусть наполовину фантастической, Боб начал медленно претворять ее в жизнь. Здесь уж у Боба все шло в жертву. Пять лет назад в вагоне поезда он так же загорелся идеей поехать за «туманом», проскочил мимо своей станции и… Сейчас опять была похожая ситуация, опять Боб собирался ехать мимо своей станции.

Вопреки всем законам, Боб отправился поездом. Очень уж не хотелось видеть ненавистную Синюю женщину. Крысу и весь Аэрофлот. Боб взял купе и вначале хотел основательно выспаться, но не смог. Под ежиком коротких волос мысли буквально путались, лезли наружу. За дорогу Боб решил полностью обдумать все своп рассказы, чтобы, когда драматург начнет писать, ему было легче. А с ним, думал Боб, он всегда найдет общий язык. Ведь всего четыре часа поговорили, а он уже другом стал. Все знает и все понимает.

Боб сосредоточился и стал думать. Сразу же представился ему землепроходец, здоровый, как Илья Муромец, и руку у козырька держит, вдаль всматривается. А вокруг горы, тайга! Туману-у-у! Причем, туман обязательно должен быть голубой, хотя Боб такого сроду не видел, в тайге туман все какой серый или уж белый. А для пущей правдоподобности таежный путешественник пусть носит рваную энцефалитку, вымазанную в глине, и болотные сапоги. А под брезентухой обязательно свитер, толстый, водолазный, как у начальника участка. В руках, как полагается, палка и рюкзак за спиной.

Нарисовав таким образом бича-землепроходца, Боб отставил его, как картинку, в сторону и поглядел. Вроде бы красиво, но что-то лишнее и чего-то не хватает. Убрал палку и вложил суровому путешественнику в руки кайло — лучше стало. Потом пришлось убрать свитер: ни у одного горняка такого не было. Откуда взяться? Если и был, так за зиму продали… Затем Боб сменил лицо, не подходит. Слишком уж пижонистое, как на плакате возле геологоуправления. Физиономия Семы Мыльникова подходила как раз: круглые навыкат глаза, небритые впалые щеки, губы как два пельменя, а изо рта луком пахнет. Туман вроде бы тоже лишний, но без него нельзя, думал Боб, весь смак пропадет.

Далее его фантазия понеслась без задержки. Чего-чего, а свою работу он мог обсосать. Кайло схватил — бац-трах, искры сыплются, пот в глаза, вылез из шурфа — черный весь, поспал, пожрал и снова. Сверху мокро, снизу сыро, комары, холод и так далее. Во работа! А потом ка-ак в Красноярск выбрался! Месяц-два не жизнь, а малина! Дамы-принцессы вокруг снуют. Крокодилы всякие и все прочее! Откровенно сказать, те дамы, которых знал Боб, не походили на принцесс, да и крокодилов он ни разу в жизни не видел, но сейчас это не имело значения. Главное, так где-нибудь было, по крайней мере, Сема рассказывал, за пять лет все уши прожужжал.

Боб хотел думать дальше, но после этих двух месяцев ничего выдающегося не вспоминалось. Ну, кочегарка в яслях, ну, овощная база, где всегда на бутылку заработать можно да еще и задарма луку поесть… Об этом Бобу ни думать, ни говорить не хотелось. Да и зачем думать, когда деньги есть, место в вагоне откуплено и ресторан поблизости?

Размышляя таким образом, добавляя к размышлениям новые детали, Боб катил в столицу. Промелькнула родная станция, где скорый даже не останавливался, потом Урал, разные города с людьми и вокзалами. К концу третьих суток Боб подъезжал к Москве.

И тут ему испортили настроение.

Боб сидел в вагоне-ресторане и, так как до Синей женщины было далеко, позволил себе немного выпить. Стало так приятно! А почти сложенный дифирамб о бичах показался таким гениальным, что Боб встал и крикнул ни с того ни с чего:

— Да таким, как мы, памятники ставить надо! Елки-палки! А она — ханыги!

Посетители обернулись к нему, но смолчали. Боба это вдохновило: он покрутил головой, высмотрел сидящую в углу женщину и подозвал официанта:

— Ей, — он показал на избранницу, — шампанского, а мне еще водки!

— Не дам! — отрезал тот. — Хватит. К столице подъезжаем.

— Это как же так?! — закричал Боб. — Я платить буду! — и вынул из кармана пачку денег.

Но официант повернулся и скрылся в кухне.

— Эй ты! — кричал Боб. — Давай! Я женщине хочу поднести!

Окружающие продолжали с интересом смотреть на него, а женщина в углу покраснела, схватила сумочку и убежала.

— Идите-ка отдыхать, — посоветовал кто-то.

— Будете кричать, милиционера позовем, — пригрозил другой. — Милиционер быстро памятник поставит.

— Это за что еще? — спросил Боб. — Я порядка не нарушаю!

— Не вмешивайся ты, — послышался сердитый женский голос. — Не видишь, ханыга, только переодетый. И нож, как пить дать, в кармане…

От таких слов Боба заколотило.

— Я?! — крикнул он и ударил себя в грудь. — Я?!

— Прекратите! — сказал официант, очутившийся поблизости. — Не портите людям настроение!

— Я в тайге… — привычно начал Боб доказывать свое право на человеческий отдых, но не договорил. Официант молча взял его за локоть и потащил в тамбур. Слов у Боба не хватало, и он только шевелил губами и белел.

А когда поезд подходил к пригороду столицы, он лежал на своей полке и плакал. «Что же они так все на меня?.. — с жалостью к себе думал Боб. — Не поганый же я, не шваль какая-нибудь. Такой же человек, как все…»

От таких мыслей становилось еще хуже.

Перед выходом из вагона Боб вытер лицо, собрал вещи и, покидая неприветливый поезд, со злостью сказал:

— Ну подождите! Узнаете еще… узнаете! Я докажу!

В Москве шел дождь. Боб разыскал дом драматурга, зашел в подъезд и привел себя в порядок. Ему хотелось выглядеть хорошо, произвести впечатление на Лавренкова. Там, на Красноярском аэровокзале, он вел себя немного развязно: пальто, пиджак и рубаха — все расстегнуто, штаны свалились на ботинки да еще обтрепанная фуражка… Боб подошел к нужной двери и осторожно надавил звонок. Приготовился, сделал серьезное лицо, хотя в этот самый момент у него шевельнулась мысль: «А вдруг спросит, за каким чертом я притащился и время отрываю? Я-то сезонный, а он, поди, весь год вкалывает». Однако к двери, было слышно, никто не подходил. Выждав минуту, Боб позвонил еще, теперь длиннее. Тишина. «Дома нету. Эх, жаль!» — подумал он и еще раз даванул на пуговку на косяке. Потоптался на коврике подле двери, не зная, что делать, и уже хотел взять чемодан и шагать вниз, как соседняя дверь позади него с треском распахнулась. Боб сжался: «Что, скажут, надо тебе здесь? Пошел вон!» Но мужской голос вежливо спросил:

— Вы, наверное, к Александру Михайловичу?

Боб развернулся и увидел парня, примерно ровесника.