Ян Росс - Челленджер

– Нет уж. Я тоже готов.

Ещё с полчаса она делала вид, что пытается поточней разобраться в том, что я нагородил о разных значениях слова "ну", ежеминутно перебивая, и то и дело взрываясь припадками хохота, пока я не заставил себя заткнуться, чувствуя, что еле сдерживаюсь. Я встал и прошёлся туда-сюда, силясь справиться с раздражением и вернуть хоть толику самообладания.

– Садись, что разбегался, – вкрадчиво произнесла Майя. – Попробуем с другого конца: вот объясни, что такое слово-паразит?

– Паразит, – начал я, следя за речью и тщательно избегая употребления этих самых слов-паразитов, – это слово, применяющееся в качестве…

– Опять тридцать пять. Вот умора! Скажи лучше, ты абсолютно уверен, что "ну" не может быть паразитом?

– Ну… – начал было я, забывшись.

– Это было какое "ну"? Какой категории?

– Это "ну"…

– Ты неподражаем! Значит, и дальше будешь утверждать, что "ну" – не паразит? И что у него аккурат три значения?

– Да! Три, ё-моё, три!

– Ты настаиваешь? Не два и не четыре?

– Майя!

– На все сто процентов?

– На двести!

– На двести?! Ого! Ты уверен?

– Да, уверен!

– Точно?

– Точно! Точно!

– И ты готов за это умереть?

– Да!!! – заорал я, вскакивая. – Да, я готов за это умереть!

– Ну и дурак, – она покатилась со смеху, буквально завалившись набок и сотрясаясь всем телом.

– Успокойся!

– Илюша… скажи мне, – не унималась Майя, с трудом выдавливая слова сквозь приступы неудержимого хохота, – за что? За что умереть? За "три ну"?

Я стоял над ней, стараясь упорядочить дыхание и успокоиться, чтобы казаться хоть чуть-чуть меньшим дурнем, но при этом действительно чувствовал себя идеально круглым, законченным идиотом. Эталоном беспросветной дурости.

– Это развод, – выдохнул я, когда она угомонилась, и пена этого разговора стала постепенно оседать.

– Да, развод. – Она улыбнулась той самой улыбкой, за которую я всегда прощал ей всё что угодно. – Но… ведь этот развод, от начала и до конца, происходит в твоей голове. Тебя разводят твои же демоны. Я лишь подкидываю им поводы для ссоры. Но ты совершенно не обязан в этой грызне участвовать.

– Ты бросаешь вызовы, а когда я их принимаю – насмехаешься, читая свои катмандинские мантры.

– Мне приходится пробиваться к тебе сквозь броню наносной мишуры. Это бой, беспощадный и искренний, как любой настоящий бой. Я осознанно его выбираю, чтобы приоткрыть тебе дверь.

Она задумалась. На её губах играла печальная улыбка.

– Видишь… – Майя встряхнула головой, отгоняя воспоминания, и её курчавые непокорные волосы всколыхнулись в мистическом танце, – как легко манипулировать эго, заманив его наживкой вызова. Ты проиграл, потому что взялся отстаивать позицию, которую отстаивать не стоило, и докатился до того, что был готов погибнуть за "три ну". Чистое бахвальство – лишь бы мечом помахать. Если так и принимать все вызовы подряд, то рано или поздно выдохнешься, оступишься и попадёшься.

Она была права. Я остро ощущал её правоту, понимая, что любые слова теперь излишни. Уставившись в никуда, я понемногу оттаивал, чувствуя, как истощение сменяется приятной пустотой и лёгкостью.

– Может, чайку? – встрепенулась она. – И какие-нибудь печеньки… у тебя случайно не водятся?

После чая Майя предложила сменить обстановку и прогуляться. Воздух полнился душистым ароматом прелой листвы. Мы шли вдоль обрыва, приближаясь к северной окраине спящего города. Покинув его пределы, пересекли поле и поднялись на пологий утёс, с которого открывался вид на лунную бухту.

– Ну что, оклемался? Поехали дальше? – поинтересовалась Майя, устроившись на вросшем в землю округлом валуне.

– Поехали. С чего начнём?

– Да с чего угодно. Выбирай.

– Хорошо, давай выясним, что в сущности такое – эта ваша духовность?

– Отлично, тогда сперва разберёмся с вопросом – зачем? Зачем мы сюда пришли? Зачем всё это? Зачем нужна духовность, как ни банально? Чего, по сути, мы хотим? – Каждое существо стремится к счастью.

– Постой… постой, что ты мне сейчас задвигаешь? Буддизм говорит совсем иное: жизнь наполнена страданием, и по этому поводу Будда предлагает избавиться от первопричины – от изменчивых желаний и стремления угнаться за сиюсекундными удовольствиями.

– Мы не о буддизме, а о духовности в широком понимании. Так вот, человек хочет быть счастливым. Любой человек, который занимается практиками, ходит в церковь или на работу… и убийца, который убивает людей, хочет того же счастья, просто у него способ такой… чудаковатый.

– Допустим. Вероятно, так и есть, но в чём революционная новость?

– Ни в чём, нет ничего нового, всё давно известно. Что утверждают восточные учения? В чём основная мысль, которую они пытаются донести? Они говорят об изменении. Изменении себя. Что значит открыть глаза? Проснуться? Озарение то самое… Что это по сути?

– И что же?

– Тебе предлагают измениться. Стать Сверхчеловеком, не в смысле каких-то суперспособностей, а в смысле освобождения из плена разума и оков социальных установок. В создании этого Сверхчеловека и заключается дальний стратегический план. Сперва необходимо научиться наблюдать за собой, убрать туман, колоброжение мыслей, и тем самым открыть глаза и увидеть бескрайнее звёздное небо.

– Но это – снова манипуляция, все эти аллюзии к звёздам…

– Всё манипуляция, тобой вечно манипулируют. С самого детства – семья, близкие, общество. Мама сказала: это – красное, это – синее, и посеяла первые семена зла. Задача – заново научиться беспристрастно смотреть на мир. А пока ты существуешь исключительно в рамках определённого смыслового среза, контекста своей культуры… Однако это не значит, что нужно и дальше ими ограничиваться.

– Но любая попытка вытащить меня – тоже манипуляция.

– Из двух зол – меньшее. Манипуляция колышет листья, а искренность сдвигает звёзды. Не ты ли писал: "Дайте мне искренность, и я переверну весь мир"?

– Писал, писал…

– Видишь, ведь ты всё знаешь, но туман, гололедица и тяжёлые погодные условия постоянно мешают. А искренность ближе к источнику.

– К источнику чего?

– Того, что сдвигает звёзды… к духовности твоей вездесучей.

– Ладно-ладно, хорошо, и что же тогда духовность?

– А духовность – и есть тот центр, к которому всё стремится.

– Не, погоди. Раз уж на то пошло, Центр – это то, что ты называешь счастьем, а буддизм – нирваной.

– А духовность?

– А духовность – движение к Центру. Само стремление к счастью.

– А что, если нет счастья? – усмехнулась Майя. – Тут всё очень тонко.

– То есть как? Тогда духовность теряет всяческий смысл.

– Не…

– Получается – некуда идти.

– Нет-нет. В том то и дело, что – нет.