Юозас Апутис - Мост через Жальпе

— Не видели, куда ушла Герда?

— Да нет вроде. А она, может, никуда и не уходила?

— А куда она могла деться?

— Не знаю. Увидел бы. Мы тут все видим, что где творится…

Приоткрыл дверь дровяного сарая, там тоже никого не оказалось; обошел вокруг избы, спустился по лестнице к реке — никого, только на нижней ступеньке обнаружил свежий номер журнала. Клокотала холодная вода, мелькнула мысль, но он сам посмеялся над своими страхами.

Прошло полчаса, но Герда не появлялась. Он еще раз бросился в дом, страх все нарастал, он взобрался на хлебную печь, но там и впрямь никого не могло быть, никто там не лежал с того дня, как они поселились в избе. В испуге снова выбежал во двор, торопливо зашагал по дороге мимо трех крестов, встретил знакомого, тот был под мухой и весел:

— Куда так разлетелся, Бенас? — спросил, с трудом ворочая языком.

— Попробую у озера.

— Чего попробуешь? В такой поздний час!

— Так просто… Нашла охота.

— Охотник! Русалок захотелось? Или своя в отъезде?

— Пока!..

Он торопился дальше; знакомый долго раскачивался на тропе, потом небрежно махнул рукой и, шатаясь, побрел с горки.

Подбежал к озеру, сперва осмотрел берег, но никаких похожих следов и тем более никакого человека не обнаружил. Обежав вокруг озера, исцарапав лицо, руки и ноги, вернулся и сиплым голосом негромко стал звать:

— Герда!

— Герда?

— Герда…

Ответа не было, эхо было тусклым, как бы ненастоящим.

Близились сумерки. Сердце отчаянно колотилось, когда теми же тропинками он спешил домой, у железной дороги пришлось остановиться и подождать, пока пройдет поезд. Тепловоз уже зажег свой огромный глаз, но в вагонах света еще не было, и Бенас взглядом обшаривал каждое окно — в отчаянии человеку все кажется возможным: теперь ему уже казалось, что Герда приезжает на этом поезде, хотя это было нелепо, на этом поезде она никак не могла приехать. И все-таки он побежал вдоль полотна к полустанку. Приехавшие успели разойтись. Бенас не выдержал и спросил у старика-кассира:

— Вы случайно не заметили, Герда не приехала?

— Нет. Откуда же ей приехать? Позавчера-то вы вместе прибыли, а чтоб уезжала, не видел. Откуда она могла приехать?

— Да сам толком не знаю.

Старик-кассир с жалостью посмотрел на Бенаса и пожал плечами.

Бенас быстро пошел по другому проселку. Уже недалеко от дома он подумал, что Герда может возвращаться по той тропе, которой он шел от озера, или стоять там, поэтому сделал крюк к железной дороге, но снова никого не встретил.

Возвращался медленнее. В сознании грозно всплыли слова, сказанные недавно Гердой о страхе, о повсюду подстерегающей ее какой-то тени.

— Герда не появлялась? — с трудом скрывая испуг, спросил у Винцулиса, который возвращался с ведрами от реки.

— Не видел! А она правда уходила куда-то?

— Не знаю. Ее нет.

— Мы не видели, Бенас. Жена отнесла парного молока и поставила на крыльцо. Герду она не видела. Я-то думал, может, вы оба ушли к озеру или по берегу речки гуляете, как раньше делали.

Бенас снова сбежал по лестнице к реке, и теперь он уже кричал, не скрывая страха и паники.

— Герда!..

Тишина. Только старый Винцулис осторожно затворяет калитку, и очень странно, что он не задерживается у калитки, как обычно, когда он видел, что Бенас или Герда откуда-нибудь возвращаются, — всегда ведь задерживался, потоптавшись, желал доброй ночи, а теперь вот вытирает ноги о брошенную мокрую тряпку и уходит в избу.

Бенас бросился в темные сени, ударившись головой о низкую притолоку, а когда открывал дверь избы, ясно чувствовал, что есть кто-то за спиной, уже замахнулся, чтоб ударить или хотя бы ущипнуть. Как безумный, бросился через кухню в комнату и остановился как вкопанный: Герда сидела на кровати, прислонясь спиной к стене и накрыв одеялом ноги. В темноте она казалась совершенно черной, только глаза сверкали.

— Где ты была? Я всю деревню обегал и озеро обыскал…

— Я никуда и ногой не ступала. Когда ты растянулся на кровати, слушал радио, задремал и потом заснул, я тихонько выключила радио и сидела, чтоб тебе не мешать…

— А ты хоть видела, что я уходил и тебя искал?

— Видела… Думала, просто так идешь куда-нибудь к реке.

— Как я мог тебя не заметить, ведь было еще совершенно светло, когда я вскочил с кровати, да и посмотрел я сюда несколько раз? И звал тебя…

— Не знаю, Бенас. Никуда я не выходила. Съежилась вот тут в углу и сидела. Я думала, ты в шутку зовешь.

— Странно, — сказал он, садясь рядом с ней на край кровати. — Очень странно. Меня охватил такой страх!..

— Вот видишь, Бенас, видишь, разве я тебе не говорила?

— Странное дело, — тише сказал Бенас, рукой коснувшись ее плеча.

— Вот видишь, — так же тихо повторила несколько раз Герда. — Видишь, что творится, Бенас.

С вечера сын смазал колеса телеги, крепко стянул проволокой треснувшую оглоблю, набил мешок сеном и положил на доску для сиденья, сунув под мешок потертую дерюжку — чтоб завтра не забыть, набросить на спину лошади от слепней. Лошадь тоже привел с вечера, попросил бригадира, тот позволил, пустил на коровье пастбище. Пока вел лошадь — ехать верхом побоялся — всю дорогу сопровождала его собачонка. В город, в то учреждение, куда требовалось, сын с дядей, братом отца, съездили уже накануне, на попутном грузовике, а дядя поехал потому, что мальчик был не очень-то большой, не умел еще разговаривать с людьми в учреждениях. Они повезли справку, которую за день до того выдал в городке фельдшер; в справке было написано, что такой-то, а именно дядин брат и отец мальчика, страдает такой-то болезнью (название болезни было вписано по-латыни).

Человек за столом нервничал, ерзал, все поглядывал, отводя глаза от голубой бумажки, в окно, где, держа в одной руке удочку, нетерпеливо сигналил, сидя в машине, его приятель.

— Дрянь! — сердито сказал человек и сделал шаг; черные, хорошо начищенные сапоги блестели. — Знаете, куда вы эту бумажку можете сунуть?

Сын, хоть и не очень-то большой, разинул было рот, но вдруг забыл нужное слово и жалобно уставился на дядю, который должен был его выручить. Но дядя был кротким человеком. Много лет он прослужил у клайпедского немца (фамилия этого немца была, кажется, Шикиданс) — скупал вместе с ним в окрестных селах лошадей и потом гнал их в Латвию или еще куда-то; дядя привык повиноваться Шикидансу, вот и теперь кивками подтвердил, что бумага и впрямь не ахти что, теперь и он, дядя, это видит, — нужна бумага получше.

— Хорошо, товарищ… — дядя собирался добавить еще какое-то слово, но не добавил, только, прищурясь, поглядел на человека за столом. — Хорошо… Будем искать другую, только извольте сказать, где нам эту справку получить?