Иван Кудрявцев - На арене с Гошей

Что же заставило сотрудника поднять тревогу? Клетки с животными моряки поставили на растяжках на некотором расстоянии друг от друга, но разбушевавшийся океан сблизил их, и тогда рядом с Гошей оказалась клетка с голубями народного артиста РСФСР Эмиля Кио. При виде голубей у Гоши разгорелся аппетит. С пеной у рта он заметался, норовя достать их лапой. Одного голубя ему удалось сцапать. В то время, когда Гоша, облизываясь, пытался продолжить охоту, появился наш сотрудник. Испугавшись, как бы Гоша не проглотил всех пернатых артистов, служащий и кинулся в каюту с паническим воплем: "Медведь съел!"...

Японские друзья

Каждый раз, отправляясь в дальний путь, перед встречей с незнакомой страной я стараюсь еще дома узнать ее. Хотя, разумеется, никакая справочная литература, географический очерк, документальный фильм не откроют вам своеобразие, национальный колорит страны, душу народа с такой полнотой, как непосредственные наблюдения, личное общение с людьми.

В порту Иокогама нас встретила огромная толпа. И первое, что мы услышали, была "Катюша", которую пели мужчины, женщины, дети. Поющие держали в руках транспаранты, на которых по-русски были начертаны слова: "Добро пожаловать, дорогие друзья!"

"Катюшу" сменили японские песни. Они звучали непрерывно до тех пор, пока продолжались таможенные формальности, а когда мы сошли на берег, то оказались в горячих объятиях. То и дело раздавались возгласы: "Русские - хорошо!", "Мир!" "Дружба!" В порту нас ожидали автобусы, украшенные по японскому обычаю разноцветными бумажными лентами. На крыши автобусов забралась группа японцев, размахивавших красными флагами. Мы заметили, что некоторые из них были одеты в медвежьи шкуры. Неужели в честь Гоши? Так и есть. В толпе отчетливо слышались скандирующие голоса: "Го-ша! Го-ша!.."

Гоша тем временем вместе с другими нашими животными был перегружен на японскую шхуну, а спустя два часа доставлен на карантинный пункт.

Боюсь, что первая встреча на японской земле оставила у Гоши и его четвероногих "коллег" менее приятные воспоминания, чем у нас, артистов. Дело в том, что местные власти в целях профилактики установили для животных трехсуточный карантин, поместив их в тесный сарай. Сквозь дырявую крышу проникали палящие лучи солнца, от которых некуда было деться. И без того спертый воздух в сарае был отравлен ядовитыми испарениями от химикатов, которыми дезинфицировали помещение. Но если медведь все же стойко переносил душную атмосферу карантина, то другие, менее "выдержанные" животные, по-своему протестовали против подобного отношения.

Тут-то и приключилась история, которая неожиданно получила широкую гласность. Героем этой истории стал Чижик - всеобщая любимица, пушистая собачка, с которой работал артист Середа. Спасаясь от палящего солнца, Чижик, изловчившись, выбрался из клетки и, как сообщили потом японские газеты, "скрылся в неизвестном направлении".

Японские журналисты, учтя большой интерес своих соотечественников к советскому цирку, использовали бегство Чижика для очередной сенсации. Сообщения о пропаже собачки попали на первые полосы многих газет. Одни газеты, доброжелательно настроенные к нам,- таких, надо сказать, оказалось большинство - напечатали о происшествии небольшие заметки, в которых содержалась просьба в случае поимки Чижика передать его владельцу. Другие же, реакционно настроенные корреспонденты, следуя, видимо, примеру своих заокеанских коллег, решили сделать на нашем Чижике политический "бизнес". С самым серьезным видом они писали о том, что бегство Чижика из советского цирка имеет, видите ли, "символический смысл". Досужие репортеры пустились в пространные рассуждения о том что четвероногому артисту "надоел социализм", и, оказавшись в "свободном мире", он "выбрал свободу".

Эти нелепые измышления, естественно, вызывали у нас улыбку. Но вместе с тем они не могли не заставить и задуматься. Плохи, видно, дела у буржуазной прессы, если даже исчезновение нашей собачки служит ей предлогом для антисоветских упражнений.

Несколько дней спустя Чижик, заметно отощавший, сам прибежал к нам в отель. Весело помахивая пушистым хвостом, он громко тявкал, ошалело тычась артистам в колени; словом, всем поведением красноречиво выражал свою неуемную радость по поводу благополучного возвращения.

Впоследствии во время гастрольных выступлений на цирковой арене своей сообразительностью он неизменно вызывал горячие аплодисменты зрителей, среди которых наверняка были и незадачливые репортеры, столь ретиво пытавшиеся сделать нашего четвероногого артиста объектом своих неумных измышлений.

Наш переезд из Иокогамы в Токио был организован японским импрессарио с полным соблюдением церемониала парадного циркового шествия.

Стоял нестерпимый зной, от которого ни нас, артистов, ни животных не спасали бамбуковые зонты. Всеобщее внимание, как всегда, привлекал Гоша, который следовал в открытом "персональном" грузовике. Поднявшись во весь свой исполинский рост, он то и дело махал правой лапой, галантно приветствуя толпу. Но неистовое японское солнце с каждым часом палило все жарче, и медведь не стерпел: схватившись лапами за голову, он, рванув поводок, залез в клетку, по-видимому, надеясь обрести в ней желанную прохладу.

...Вот и Токио. Оповещенные афишами и газетами о предстоящих гастролях советского цирка, жители японской столицы горячо приветствовали артистов, проделывавших в открытых движущихся машинах акробатические и гимнастические упражнения.

Сейчас, мысленно перебирая впечатления от первой встречи с Токио, я вспоминаю прежде всего пестрые рекламные вывески. Иероглифы чередуются с латинскими буквами. Это - реклама американских фирм, наглядное свидетельство интенсивного проникновения заокеанских бизнесменов в экономику Японии.

Улицы в Токио не имеют названий. Впрочем, для одной сделано исключение. Главной магистрали города присвоено название Гинза, что в переводе означает "Серебряная".

Гинза запружена американскими машинами, в витринах - американские товары, вокруг слышится английская речь. А что же здесь японское? И вдруг увидел: усталой, шаркающей походкой, стуча деревянными гэта, шагает "человек-сандвич" - живая реклама: на его спине и груди прикреплены два щита с надписью: "Посетите наш универмаг..."

Свернув с Гинзы, я оказался в лабиринте улиц. После бешеной неоновой свистопляски, после грохота электрички, мчащейся по эстакаде, я с изумлением увидел пейзаж, который словно сошел с шелкового панно, вытканного руками искусного художника: уютный домик с раздвижными картонными стенами и садик с низкорослыми деревьями сакуры - дикой японской вишни.