Roger Peyrefitte - Особенная дружба

Все эти преследования священников священниками всегда проводились под именем Бога. Раньше Отца бы посадили в замок, и держали бы на хлебе и воде. Ему, по крайней мере, повезло, что инквизиции больше не существует. Вольтер и Права человека оказали прекрасную услугу, даже самим священнослужителям.

Около десяти в студию за Морисом пришел префект, и Люсьен толкнул Жоржа, поздравив его таким образом с правотой. Судя по обмену взглядами, это произвело впечатление на всех в комнате. Теории, выдвинутые на перемене, уступали место реалиям. Опасность быстро забылась, но продолжала существовать. Это означало, что мальчики оказались перед лицом сурового испытания: должно начаться просеивание их рядов.

Исключат ли Мориса, как это было с Андре? А разве Люсьен не ощутил тень тревоги? Жоржа, склонившегося над своим заданием по греческому, посетило видение Отца де Треннеса; будто бы священник, сам обожающий греческий, перед своим отъездом предрешил судьбу Жоржа. Наконец, дверь снова открылась, и все подняли глаза: это вернулся Морис. Он выглядел слегка самодовольно. Немного погодя, когда больше никого не вызвали, вся студия, казалось, освободилась от подавленности. Они снова могли дышать.

Покончив со своим заданием, Жорж одолжил из книжного шкафа студии короткий трактат о церковном праве. Его мысли были спокойны в отношении его самого, но он ощущал беспокойство от того, что, возможно, придётся испытать Отцу от своего духовенства. Мысль о заточении в замке произвела на него впечатление. Он обнаружил, что «проступка» Отца де Треннеса нет среди «оговорённых случаев» и, следовательно, он не подлежит «лечащему наказанию, иначе называемому порицанием»: а именно, отлучению [экскоммуникации], интердикту [в римско–католической церкви временное запрещение всех церковных действий и треб (например, миропомазания, исповеди, бракосочетаний, евхаристии), налагаемое папой или епископом. Часто интердикт налагался на население целой страны или города, гораздо реже — на отдельных лиц. Интердикт в отношении определённого лица обычно называют отлучением от церкви (экскоммуникацией). Существуют 3 вида интердикта.] и отстранению. Что касается «карательных наказаний» или «искупающих» наказаний», то Отец де Треннес, по–видимому, мог быть подвергнут им только во «временной» форме, а не в «вечной». Для этого имелись «дисциплинарные санкции»: — а именно, специальные посты, пожертвования, искупительные работы, и духовные упражнения в религиозном учреждении. Значит, всегда и везде, где бы он ни оказался, упражнения Отца де Треннеса, должны оставаться, несомненно, только духовным.

После обеда, как только начался перерыв в занятиях, Жорж был проинформирован воспитателем о том, что с ним желает поговорить настоятель. Ему предоставлялась большая свобода действий, чем Морису, но это был скорее плохой, нежели хороший знак.

— Началось, — сказал он Люсьену, добавив, — Ave, moriturus te salutat [Славься, идущие на смерть приветствуют тебя, лат. перефраз Ave, Caesar, , morituri te salutant (Славься, Цезарь, <���император>, идущие на смерть приветствуют тебя) — согласно сочинению римского историка Гая Светония Транквилла («Жизнь двенадцати цезарей», «Божественный Клавдий», 21), при императоре Клавдии подобными словами его приветствовали гладиаторы, отправляющиеся на арену.].

Настоятель продемонстрировал замечательную проницательность, выйдя прямиком на того мальчика, который одновременно был соучастником Отца де Треннеса, и его предателем. Еще до обеда, когда префект студии сказал Жоржу, что он не потребуется как чтец, Жорж почувствовал беду. Его необычайно быстро сместили. Честь, которую ему оказали, безусловно, вряд ли была им заслужена, но он неплохо с ней справился, хотя ему позволили прочитать жизнь только одного святого. Теперь, понял он, причины, заставившие его имя навечно попасть в список чтецов, переписали его в совершенно другой список.

Тем не менее, ему было всё равно. Боевое настроение прошлой ночи покинуло его. Он считал, что любая защита окажется бессмысленной, к тому же ему было тошно защищать самого себя. Он вообще не станет отвечать; и без содрогания выслушает объявление о своём исключении, по крайней мере, после того, уверится, что и Александр тоже исключён. И перед своим уходом от настоятеля передаст тому оригинал таинственного послания, подброшенного под его дверь; после своего ухода он оставит того человека сильно сконфуженным.

Жорж входил в покои настоятеля так спокойно, словно это был Отель Рамбуйе. Настоятель сидел спиной к свету возле открытого окна, через которое проникал аромат сирени. Он не мог, конечно, знать, что это обстоятельство напомнит Жоржу кое–что из сказанного Отцом де Треннесом, и вызовет в его воображении образ младшего Мотье, заставив Жоржа вспомнить тех двух людей, относительно которых он и был вызван в эту комнату. Настоятель указал на стул.

— Я заметил, — произнёс он, — что ваши позиции в сочинениях не так хороши, какими они были, начиная с Пасхи.

Он протянул руку за бумагой со своего стола и продолжил, ознакомившись с ней:

— Вы стали четвертым в английском языке, в то время, как вы были вторым в последнем семестре, а перед этим были первым. Вы стали третьим по латыни, будучи дважды первым до этого. По греческой грамматике вы были в одном случае вторым, в другом — третьим. В воскресенье вы узнаете, что ваши оценки ныне ещё менее удовлетворительны. Короче говоря, за исключением греческой литературы, вы провалили все ваши еженедельные сочинения этого семестра. Что является причиной подобного, мой мальчик?

Жорж с улыбкой ответил, что это, должно быть, невезение, потому что он уверен, что в этом семестре старается также сильно, как и в прошлом, к тому же, пришпоривая себя перспективой ежегодной церемонии вручения наград. И в той области, где, несмотря на его усилия, им были потеряны позиции, он рассчитывал на финальное сочинение — «секретное сочинение», результаты которого, пока не оглашённые, должны были восстановить их.

— Я боюсь, — сказал настоятель, — что вы могли быть взволнованы, в некотором смысле отвлечены от занятий.

— Если бы это было так, — ответил Жорж, — то я должен был потерять своё положение и в греческой литературе.

Решая не отвечать на обвинения, он наметил для себя выглядеть потрясённым и расстроенным; но события, очевидно, приняли более благоприятный оборот, и подобное не могло не развлечь его.

Жорж напустил на себя скромный вид, как в тот день, когда получил поздравление за свой интерес к Святому Тарцизию. Однако, под прикрытием этого он был горд, что безошибочно угадал хитрость, посредством которой на него пал выбор читать в трапезной прошлым вечером. Настоятель наклонился к нему и взял его за руку.