Roger Peyrefitte - Особенная дружба

Свисток воспитателя положил конец купанию старшей школы. Александр, чьё внимание было отвлечено, снова повернул голову в ту сторону. Он шагнул в сторону реки, его рука поднялась, чтобы защитить глаза от солнца. И вот тогда Жорж наконец–таки позвал его:

— Эй! Эй!

Александр повернул голову и сильно покраснел. И, подобно стреле, нырнул в реку, словно стремясь проучить и положить конец нескромному преклонению, объектом которого он оказался. Там, где он стоял, только гладиолусы плавали по воде; в дни таких чудес подобное можно было принять за перевоплощение. Смеясь и брызгаясь, он появился снова, с каплями воды, повисшими на мочках ушей словно жемчужины. Он подхватил и бросил своему другу плавающий рядом цветок. Этой изысканностью и закончилась их встреча.

Жорж направился к своему отделению, длинный стебель гладиолуса обретался на его плече, словно жезл. Теперь черёд наблюдать перешёл к Александру. Одобрит ли он темно–бордовые плавки? Жорж увидел подходящего к нему воспитателя, всё ещё собирающего свой букет: вероятно, будет выговор за то, что бродил слишком далеко и поздно вернулся. Но добрый поступок, несомненно, смягчит его. Жорж отдал ему гладиолус Александра для Пресвятой Девы — единственных красный штрих, который должен был подчеркнуть белизну остальных.

Июнь оказался месяцем торжеств. Календарь крупным шрифтом анонсировал, что во вторник, 6‑го состоится ПРАЗДНОВАНИЕ ДНЯ СВЯТОГО КЛОДА. Епископ задержался с воскресенья, чтобы председательствовать на этой церемонии.

Жорж был польщен, когда после возвращения с реки префект студии назвал его в качестве одного из аколитов, которые будут прислуживать на высокой мессе. И на следующее утро, направляясь в церковь, он пожалел, что родители не смогут его увидеть. Он был печален от того, что Александр находился в задних рядах. Ему хотелось продефилировать перед ним в пурпурной мантии и накидке, как вчера в темно–бордовых плавках.

Он был сражен ароматом цветов, которыми был почти завален алтарь. Словно он зашёл в оранжерею, благоухающую больше, чем та, что служила местом их встреч. На самом деле роль этой оранжереи играли растения в горшках, которыми пользовались для украшения хора. Эти растения часто использовались для этой же самой цели в этом же самом месте, но на этот раз на Жоржа они произвели впечатление новых: он представлял себе, как будто приходит на следующее своё свидание с Александром. И на этом моменте своих размышлений он открыл дверь в ризницу и увидел Александра с другими прислужниками, переодевавшихся для службы.

Андре и Люсьена свёл воедино у алтаря проповедник–доминиканец. Жоржа и Александра собирался аналогичным образом объединить епископ Пергама. Ни один из них не должен был носить кадило, однако Жоржу казалось, что все почести данной церемонии были только ради них. То, что пышный господин епископ надевает тунику золотой вышивки, далматику [верхнее одеяние с широкими рукавами у католических священнослужителей] и ризу — указывало на их триумф. Следовательно, их торжество уже не было секретом, а праздновалось публично. Месса Отца де Треннеса была ничто по сравнению с этим. Перед тем, как они покинули ризницу, Жорж нашел в себе мужество молниеносно поправить накидку Александра: там некого было опасаться.

Тем не менее, в самой церкви оставался тот, кто по–прежнему должен был присматривать за всем: в Сен—Клоде по–прежнему наличествовал Отец Лозон, по–прежнему остававшийся учителем математики, главой Конгрегации, исповедником Жоржа, Александра, Люсьена, e tutti quanti [и всех остальных]. Что же теперь он думал об обладателях первых двух имён? Осуждал ли их близость друг к другу, или же, наоборот, поощрял их стремление к близости? Быть может, он, как и Отец де Треннес, считал, что в действительности его коллеги иногда слишком наивны, и поэтому он должен быть внимательнее? Или же, скорее всего, подумал — разве не замечательна идея: выбрать двух таких привлекательных мальчиков для торжеств по случаю главного юбилея колледжа? Возможно, он даже мысленно подтвердил свои обещания воссоединить их дружбу. Солнечные лучи, проникавшие сквозь цветные стекла окна, увенчивали их драгоценными камнями: и в этом литургия опять не солгала. Гладиолусы, собранные у реки, были возложены к ногам Пресвятой Девы. И там находился только один красный.

На вечерне за панегириком Сен-Клоду последовало шествие к гроту, где была установлена статуя этого святого. Гимн в этот день звонили громко и чётко:

Хвала тебе, достойный и почитаемый Отец!

Обрати глаза свои, О, Клод, на сыновей твоих!

Процессия остановилась на открытой террасе у оранжереи, грот располагался под нею. Александр, первым делом, обратил внимание Жоржа на апельсиновые деревья, вынесенные наружу для украшения террасы. Епископ Пергама опередил сопровождавших его диаконов; затем, задрав голову, словно разглядывая террасу, он возжелал благословения этому почитаемому месту. Жоржу пришло на ум, что год назад Андре и Люсьен видели то же самое.

Через день Жорж и Александр снова встретились в оранжерее. Они поговорили о двух своих случайных и неожиданных встречах. Александр выглядел задумчивым. Он раскрыл и принялся изучать свою ладонь. Потом спросил у Жоржа:

— Ты веришь в гадание по руке?

— Да, если оно предсказывает приятное.

— После обеда на прогулке один парень из моего класса, знающий как это делать, погадал мне и сказал, что я умру молодым.

— Идиот! Я думаю, что он ревнует тебя, и сказал это, чтобы тебя расстроить. Забудь об этом. Это все чушь. Вольтер говорил, что умрет молодым. На самом деле, он умер, когда ему было больше восьмидесяти!

Он схватил руки мальчика, и, наклонившись, как будто рассматривая, поцеловал их. И сказал:

— Это — заклинание, откладывающее твою гибель!

Александр поступил ради него почти таким же образом, в случае с догорающей спичкой, когда сам Жорж находился под влиянием суеверий.

Настроение Александра снова поднялось, и он рассказал Жоржу, что должен играть роль пажа в Ричарде Львиное Сердце/ : это была короткая пьеса, включавшая в себя несколько песен, которыми юниорская школа должна внести свой вклад в общий праздник дня награждений.

Они поздравили себя за эту новую благосклонность, оказанную им судьбой. Репетиции смогут предоставить им многочисленные возможности видеться друг с другом. Они почувствовали себя под защитой самих себя, выхлопотавших им их роли.

Они были незаменимы для этого благонравного учреждения. Кажется, что ни один праздник, религиозный или светский, не обходился без них. И даже если отец Лозон всё ещё не перешёл на их сторону, то он не мог не считать, что явно запаздывает за событиями. Кроме того, он, вероятно, думал: раз праздники проходят у всех на виду, то им можно позволить возобновить узы дружбы, так как в новом учебном году они оба окажутся в старшей школе.