Валерий Хайрюзов - Точка возврата

О приезде в город Порогова Гордеев узнал от Варвары Егоровны и тут же пригласил в гости. Николай приготовил и для него гостинцы — бутылку московской водки и набор рыболовных принадлежностей. Петр Яковлевич торопливо поблагодарил его за подарки, сказав, что зря он тащил в такую даль бутылку, поскольку продукция местного «Кедра» гораздо качественнее московской и что приготовленную на байкальской воде водку «Байк» покупают даже американцы. Сделав Порогову свое патриотическое внушение, тут же начал говорить о наболевшем.

— Ты посмотри, что они с нашим двором сделали! — воскликнул он. — Надо их срочно останавливать!

Николай помнил, как они с ребятишками делали там спортплощадку, ровняли бугры и засыпали ямы, как вкапывали столбы для волейбола. Жильцы дома гордились, что их двор не каменный мешок, что здесь вечером можно посидеть на лавочках, погулять с детьми. Всем хватало места: и детям, и взрослым. Вся эта история как две капли воды походила на московскую. Порогов понимал: раз начали строить, то и здесь замешаны большие деньги. Конечно, можно было отказаться, сказать Гордееву, что он давно уже здесь не живет, что это не его война. Подумаешь, двор, здесь страна разваливается, распродается оптом и в розницу. Но он не мог отказать своему бывшему бортмеханику. Уже имея некоторый опыт в таких делах, Порогов попросил у Петра Яковлевича бумагу и по всем правилам начал составлять письма в администрацию, прокуратуру, депутату района. Петр Яковлевич изредка вставлял свое слово.

— Здесь и наши аэропортовские крепко замешаны, — торопливо говорил он. — Одних летчиков выгоняют на пенсию, другие тем временем пользуются моментом, хватают чем только можно. Одни на бутылку сшибают, другие машины из Японии везут, барахло из Китая. Сейчас это самое прибыльное дело. Многие уже и магазины свои пооткрывали. И знаешь, на что идут? Заказывают, скажем, чартером самолет в Китай, а там нашим экипажам предлагают взять груза сверх нормы и деньги тут же наличными — экипажу. И те идут на такую сделку, перегружают самолеты тоннами. Наше начальство знает об этом, но глаза закрывает. Потому что само от этого имеет. Здесь выстроилась целая цепочка, начиная с таможни до пограничников и авиаторов. Рука руку моет. Но ведь могут грохнуть самолет с перегрузкой! Он же не трехжильный. Себя погубят и горе родным и близким принесут. Вот ведь люди, прошлое костерят, плохо, мол, там все было. Так откажись от всего прошлого. Не пользуйся электричками, не езди в метро. Откажись от самолетов. Какой там, стараются выдавить из техники все, что только можно.

— Из людей тоже. Но кто сегодня об этом думает, — заметил Николай. — Все ведь как рассуждают: один раз живем. Что схватил, то мое. Другого раза может и не быть. Ну а навар пытаются реализовать в недвижимость. Строят дачи шикарные, под европейский стандарт, квартиры.

— Ты вот мне скажи, Николай, что там говорят в Москве. Скоро уберут этого пьяницу? Ну сколько можно над людьми измываться, страну позорить. Я поначалу большие надежды на Рохлина возлагал. Но его убрали. Другие по кустам разбежались, холуяжем занимаются. Я вот каждый вечер смотрю телевизор, как, думаю, им не стыдно.

— Петр Яковлевич, как говорил один булгаковский герой, не читайте сегодняшние газеты и не смотрите телевизор, — смеясь, сказал Порогов. — Там все в точности до наоборот. Можно смотреть только одну передачу: «По городам и весям». Там хоть моя знакомая работает. А так, в столицах нравы те же, что и здесь. Одни воруют, другие, как и у нас в таможне, взятки берут. Третьи по мусорным ящикам шарятся. А молодежь спивается. Просвета, как говорится, нет. Но ведь еще остаются такие, как ты, как Юрка Романов. Значит, есть надежда.

— Да если брать меня, то надежда совсем слабая, — усмехнувшись, сказал Гордеев. — Вот мне бы лет пятьдесят сбросить, тогда куда бы ни шло. А насчет Юрия ты верно заметил. Правильный мальчишка, надо бы его подключить. Он юридически грамотный человек, такой нам может пригодиться.

Через пару дней со своими воспитанниками улетел на сборы в Анапу Валерий Абрамович, уехали в летние отпуска и другие жильцы. Строители, видимо, узнав, что основных сопротивленцев нет в городе, решили поставить жильцов перед фактом. Ранним утром подъехали рабочие, начали выкапывать и вырубать деревья. Приехали не одни, а, как и в первый раз, в сопровождении милиции. Пришлось Николаю поднимать народ по тревоге. Первым на площадку, запыхавшись, пришел Гордеев. Решили использовать уже проверенный опыт и садиться под деревья. Милиционеры начали поднимать и отводить кого на скамейку, кого в машину. Заломили руки и Гордееву. Порогов бросился выручать Петра Яковлевича.

— Не трожь старика! — крикнул он молодому сержанту. — Не трожь, говорю!

— А ну попридержи-ка этого дедка, — попросил сержант своего напарника, — а я сейчас с этим вьюношей разберусь.

Передав Гордеева напарнику, он бросился к Порогову. Николай сделал вид, что готов подчиниться грубой силе, но, услышав, как эта сопля в милицейской форме материт его, сделал ложное движение и, подставив ногу, уложил представителя власти на газон. Но тут подоспели другие блюстители порядка, размахивая дубинками, окружили Николая, пару раз врезали ему по спине и, заломив руки, впихнули в милицейскую машину. По дороге в отделение Николай почему-то вспомнил Москву и разгон первомайской демонстрации, когда омоновцы, избивая дубинками ветеранов, загнали их во двор. И тогда, в свою очередь, озверевшие демонстранты, вспомнив революционные традиции своих предков, решили дать отпор, разобрали кирпичную детскую площадку и стали забрасывать ретивых преследователей. Не удержался тогда и Порогов. Остановил его знакомый журналист. Увидев возбужденного Николая, с ехидцей сказал: «Что, кирпич — теперь уже оружие депутата?»

«Ну вот, до седых волос дожил, а от дурных дворовых привычек не избавился, — почему-то вспомнив крик Антона в собачьем парке, начал ругать себя Николай. — Драться с милицией — последнее дело». Он бы и не стал, если бы не задели Гордеева.

В отделении он вновь столкнулся со знакомым майором. Николай подумал, что тот вновь, как и в прежние времена, одарит его своими виршами. Но у майора в этот день не было поэтического вдохновения.

— А-а-а! Это опять ты? — хмуро сказал он. — Рецидив! Приехал сюда людей баламутить, московские порядки устанавливать? Предупреждаю: не добили в Белом доме, добьют здесь. За сопротивление милиции триста восемнадцатая статья. Срок до пяти лет. Солидный человек, книги пишете, побывали в коридорах власти и такие выходки. В вашем возрасте больше о душе думают, а не устраивают беспорядки.

— Ну, это мое дело, о чем мне думать, — хмуро сказал Николай. — Устроили произвол да еще нотации читаете.