Гийом Мюссо - Девушка из Бруклина

– Какое отношение они имеют к моему делу?

Музелье было приятно нетерпение собеседника.

– Представь себе, что полгода назад ко мне сюда пожаловал один из отпрысков этого семейства – Максим Буассо, паренек лет двадцати, тощий, нервозный, явно не в себе. Сидел на том же самом месте, что и ты, говорил бестолково и беспорядочно. Сообщил, что посещает психотерапевта и врачиха ему посоветовала навестить меня, чтобы его наконец-то признали жертвой…

– А покороче можно? – не стерпел Карадек.

– Как бы знать, что нас ждет в конце!.. В общем, я внимательно выслушал его словоизлияния, и вот что выяснилось: двадцать четвертого октября две тысячи седьмого года паренек в возрасте десяти лет – так он по крайней мере рассказывал – был похищен среди бела дня в центре Нанси.

– Двадцать четвертого октября? За два дня до пожара?

– Точно так. Молниеносная операция. И суток не прошло между похищением и вручением выкупа. Паренек сказал, что у него тогда хватило присутствия духа, и он запомнил номер машины своего похитителя. Девять лет спустя он нам назвал его. Мы ввели его в компьютер, и что увидели? Догадайся!

– Что это был номер машины Киффера, – тут же выдал Марк.

– В точку! Согласись, улет полный! Сначала я решил, что парень фантазирует, сам посуди – в прессе об этом мальце не было ни слова.

– Что еще тебе сказал Буассо?

– По его словам, папаша заплатил выкуп без промедления и ни слова не сказал полиции. Обмен произошел в лесу. Кифферу отсыпали в желтую матерчатую сумку пятьсот тысяч евро.

Услышав про цвет сумки, Марк почувствовал, как у него по жилам побежал адреналин, но лицо осталось по-прежнему бесстрастным. Он не собирался делать подарки этому жандарму.

– Парень рассказал что-нибудь о том, как его содержали? Посягательства? Пытки?

– Нет, он сказал, что Киффер его не трогал. Потом несколько запутался. То говорил, что у Киффера была помощница, то отрицал это.

Помощница?

– С какой стати он к тебе заявился?

– С той же самой, что и ты. Влез в Интернет и наткнулся на мое имя. Его часто упоминали тогда в газетных статьях.

– Почему родители не подали жалобу?

– Чтобы дело не получило огласки. В этом-то сын и упрекает родителей. Но Буассо-Депре сочли, что нормально уладили дело. Полмиллиона для них – несерьезная сумма, если избавляет их от газетной шумихи. Молчание – золото, эта поговорка имеет для них прямой смысл.

Сольвейг постучала в дверь и вошла, не дожидаясь приглашения.

– Мейер хочет поговорить с вами, господин полковник. На перекрестке трактор, на автотрассе А-четыре собираются снести статую!

– Черт бы их побрал, уродов деревенских! – разозлился жандарм и поднялся из кресла.

Марк тоже поднялся.

– Можешь дать мне телефон Максима Буассо?

– Я не взял у него никаких данных. С точки зрения закона его история ничего теперь не значит, сам понимаешь. Срок давности, во-первых. А во-вторых, и спрашивать больше не с кого.

Карадек вздохнул.

– Ты знаешь, где его найти?

– Как тебе сказать? Он в ссоре с семьей и, по последним сведениям, работает в Нанси в большом книжном магазине «Салон книг».

– Знаю этот магазин.

Пока Музелье надевал китель, Сольвейг обратилась к Марку:

– Я пишу для журнала «Национальная жандармерия». Сейчас мне заказали статью о видных деятелях. Могу я взять у вас интервью?

– Простите, но у меня нет ни минуты свободной.

– Только один вопрос: каким качеством нужно обладать, чтобы стать великим детективом?

– Нужно иметь внутри детектор лжи и развивать его. В моих расследованиях мне это очень помогало – я всегда знал, когда люди мне лгут.

– А я? Я тебе лгал? – осведомился Музелье.

– Да, один раз вы мне солгали, – кивнул Карадек, снова называя полковника на «вы».

Атмосфера в кабинете стала напряженной.

– Вот оно как? Однако наглости тебе не занимать! И когда же я тебе соврал?

– Вот это мне и надо определить.

– Определишь – поделись со мной.

– Непременно.

На автостраде, ведущей из Фальсбура в Нанси, ни одной машины, дороге нет конца, она убаюкивает.

Карадеку, сидящему за рулем старенького «рейнджа», эта монотонность показалась отдыхом. Пастбища, стада коров, запах навоза, поля, сменяющиеся полями, медленно ползущие по асфальту тракторы, которые ему нет необходимости обгонять.

На панели играет и рассыпается зайчиками солнце. Звучит изысканный минималистский джаз трубача Кенни Уилера. Сколько Марк ни ездит последние десять лет, он всегда слушает этот диск.

Последний подарок жены перед ее уходом.

Уходом в другой мир.

Сидя за рулем, Марк всю дорогу размышлял о том, что услышал от Музелье. Он мысленно прослушивал их разговор снова и снова, как будто записал его на пленку. Обсасывал каждую реплику. Переваривал. И наконец поздравил себя: интуиция не подвела. Он чувствовал, что Музелье – самый главный свидетель. Что во время следствия его недооценили. Он знал, что жандарм ему лгал, но пока не имел возможности загнать его в угол.

Добравшись до Нанси, Марк подумал было, не отправить ли Рафаэлю эсэмэску. Нет, еще рано. Лучше заручиться более вескими подробностями.

Когда Карадек доехал до центра, у него возникло искушение припарковаться на свой страх и риск прямо напротив книжного магазина. Но он не поддался. Не хватало только в самый нужный момент лишиться машины. Марк нашел место на стоянке Сен-Жан, неподалеку от вокзала и торгового центра, огромного здания из бетона 70-х годов, и отправился к магазину пешком по некрасивому, искореженному строительными работами кварталу.

Серый, сумрачный, мрачный, безжизненный Нанси. Карадек сохранил о нем самые безотрадные воспоминания. Хотя именно здесь в 1978 году он встретил девушку, которая стала его женой. Тогда Марк был молодым инспектором (так его тогда называли), только что окончившим Кан-Эклюз. Его тогда отправили на недельные курсы профессиональной подготовки, они проходили в студенческом городке в здании гуманитарного факультета.

Вот в этом-то здании, кочуя из одной аудитории в другую, Карадек и повстречал Элизу. Ей исполнилось двадцать, она училась на отделении классической филологии и жила в университетском общежитии на улице Нотр-Дам-де-Лурд.

Марк тогда работал в Париже. Он ждал два года, когда Элиза кончит учиться и получит диплом, а сам ездил из Парижа в Нанси. Ему вспомнилось, как он иногда срывался внезапно с места, садился за руль «Рено R8 Гордини» и мчался в Нанси, к ней. На глазах у него выступили слезы. Такая любовь случается в жизни только раз, но ты живешь и не чувствуешь, как она драгоценна. И разве это не трагедия?