Гийом Мюссо - Девушка из Бруклина

– Перебери-ка эту канцелярию, – попросил Карадек, входя в комнату с картонной коробкой. Как оказалось, в ней лежали файлы со счетами, жировками, чеками, банковскими отчетами.

Он поставил коробку на стол и протянул мне пластиковую папку.

– Вот что еще я нашел. А в компьютере что? Ничего?

Я кивнул и заглянул в папку. Там лежала фотография. Традиционная, снимок класса. Такие снимают с детского сада и до конца школы. На фотографии два десятка нарядных девочек в школьном дворе. В центре учительница, женщина лет сорока. Одна из девочек в центре держит грифельную доску, на которой мелом написано:

Лицей Сен-Сесиль

Выпускной класс S

2008–2009

В заднем ряду я мгновенно узнал «мою» Анну. Сама сдержанность и скромность. Голова слегка наклонена, глаза чуть опущены. Легкая улыбка. Белая кофточка, застегнутая до подбородка, синий джемпер. Все то же желание быть незаметной, спрятать свой пол, заставить забыть о влекущей красоте.

Быть незаметной. Не вызывать желания.

– Знаешь, что это за лицей Сен-Сесиль? – спросил Марк, доставая пачку сигарет.

Я быстренько заглянул в телефон. Лицей, расположенный на улице Гренель, был католическим учебным заведением для очень респектабельных семей. Частный, дорогой, только для девушек.

– Ты знал, что Анна училась в этом лицее? Как-то не вяжется с маленькой бедняжкой из Сен-Назера, тебе не кажется? – прибавил Карадек, закуривая сигарету.

Мы занялись картонной коробкой – и кое-что выяснили.

Анна поселилась в Монруже два года назад. Она купила эту квартиру в 2014 году, когда училась на третьем, то есть последнем курсе. Квартира стоила тогда 190 тысяч евро; Анна внесла 50 тысяч с рассрочкой на двадцать лет. Классическая схема для приобретения жилья.

С 2012-го по 2013-й она снимала студию в доме на улице Сен-Гийом.

До этого в 2011-м платила за комнату для прислуги на улице Обсерватуар некоему Филиппу Лельевру.

На этом сведения кончались. Где она жила в то время, когда кончала лицей и начинала учиться на медицинском? У отца? В интернате? В общежитии? Или тоже снимала комнату для прислуги, но платила без всяких счетов?

Карадек, глубоко вздохнув, загасил окурок в блюдце. Потом в задумчивости подошел к кофемашине, раскрашенной в веселые цвета, вставил капсулу. Пока напиток готовился, он продолжал изучать оставшиеся документы. Его внимание привлекла потрепанная бумажка с ксерокопией карты социального страхования. Он сложил листок вчетверо и сунул себе в карман. Внимательно, но, впрочем, безрезультатно обследовал плиту, заглянул в духовку, пощупал вытяжку, осмотрел паркет, заглянул в шкафчики. Затем, не дав себе труда поинтересоваться, что мне нравится, приготовил для нас обоих по чашечке крепкого кофе. Отпивая по глотку, Марк смотрел куда-то вдаль затуманенным взглядом. Что-то не давало ему покоя, но он не знал пока, что именно. На минуту Карадек замер, и тут его озарило.

– Посмотри на торшер.

Я оглянулся на лампу, задвинутую в дальний угол гостиной.

– А что не так?

– Зачем тянуть провод в другой конец комнаты, если рядом у плинтуса есть розетка?

Черт…

Я подошел к торшеру, присел на корточки и потянул за пластиковый корпус розетки. Она свободно отошла от стены и оказалась у меня в руках. Догадка Карадека оказалась верной: никакие провода к ней не подсоединялись. Я растянулся на полу, поддел освободившийся конец плинтуса, повертел и наконец оторвал. Под деревяшкой, в пространстве между полом и стеной, было что-то запрятано. Оказалось – сумка.

Это был старый рюкзак с фирменным логотипом «Конверс» в виде круглой резиновой бляшки. Ткань пропиталась пылью, обветшала и выцвела. Когда-то новый, горчичного цвета, теперь рюкзак был грязно-желтый, почти серый. Он был чем-то набит и оказался довольно тяжелым. Мне стало любопытно; хотелось открыть его, но я не рискнул. Кто его знает, что там лежит! Решившись наконец, я расстегнул молнию.

Черт побери!

Не зря я так опасался.

Он был битком набит банковскими купюрами.

Я мигом вскочил, будто там лежали не деньги, а живые змеи, и они собирались напасть на меня.

Карадек вывалил содержимое на стол – в основном купюры по 50 и 100 евро. Деньги высыпались, образовав рыхлую кучу.

– Сколько тут?

Он взял в руки несколько бумажек разного достоинства, прищурился, умножая в уме и прикидывая по объему размер состояния.

– На глазок примерно четыреста тысяч евро.

Анна, что же ты натворила?

– Как ты думаешь, откуда столько денег? – спросил я, слегка ошарашенный.

– В любом случае Анна нам не расскажет.

Почесав затылок, я закрыл глаза, соображая, откуда могла взяться такая куча наличных. Ограбление? Выручка от продажи астрономического количества наркотиков? Шантаж какой-нибудь богатой знаменитости?.. Откуда ж еще?..

В памяти вновь возник жуткий снимок трех обгоревших трупов. Наверняка существовала какая-то связь между ними и этими деньгами. Но какая?

– Это, однако, не все, парень. Вот тебе еще один сюрприз.

В боковом кармане рюкзака Карадек обнаружил два удостоверения личности с фотографией Анны в возрасте семнадцати-восемнадцати лет. Первое – на имя Полины Паже, другое – Магали Ламбер. Оба имени мне были незнакомы.

Марк протянул их мне поближе, чтобы я как следует рассмотрел.

– Разумеется, это фальшивки.

Я был в растерянности. Мой взгляд скользнул за окно. Там, снаружи, кипела жизнь. Как ни в чем не бывало светило солнце, отражаясь в окнах дома напротив. Живые плети ползучего плюща обвивали балкон. Все-таки за окном – лето.

– Вот это – барахло, – заключил Марк, показывая мне первое удостоверение, – дрянная подделка. Такие делают в Таиланде или во Вьетнаме. За восемьсот евро ты можешь заказать себе такую же в любом криминальном районе. Ими часто пользуются наркоманы.

– А другое?

Карадек поправил очки на носу, словно ювелир, склонившийся над драгоценным камнем, поднес к глазам второе удостоверение и стал рассматривать его внимательнейшим образом.

– Это, конечно, получше, хотя и не вчера сработано. Ливанского или венгерского производства. Такое может стоить три тысячи евро. Конечно, экспертизу не пройдет, но с этим ты можешь спокойно жить, ни о чем не беспокоясь.

Земля закачалась у меня под ногами. Все мои предположения рухнули в одночасье. Мне понадобилась пара минут, чтобы прийти в себя.

– Теперь, по крайней мере, все ясно, – резко сказал Карадек. – У нас нет выбора. Мы должны пойти по следу и докопаться, что произошло с Анной Бекер в прошлом.

Я опустил голову. Опять воспоминание о страшном фото с тремя обгоревшими телами пронзило мозг. А в ушах стоял тихий голос Анны. Она шептала мне: «Это я сделала. Это я…»