Анна Эрде - Душечка-Завитушечка

Крапивка, не оставлявший попыток утешить вдову, как-то раз случайно дотронулся до её тонкого стебелька своим листом — и Душечку обожгло! В этом дикорастущем чудовище ей внезапно открылась бездна брутального обаяния. А Крапивка замер в нерешительности — не мог понять, показалось ли ему, что эта элегантная, образованная, глубоко чувствующая дама ответила на его случайное прикосновение, или он всё же принял желаемое за действительное. Крапивка как можно непринуждённей, как бы дружески, погладил своим грубым листом один из розовых Душечкиных цветков, и — о, чудо! — сомнений больше не оставалось — она ответила ему едва заметным движением лепестков. События развивались стремительно: Душечка, не помня себя, обвивала Крапивкины стебли, постанывая от сладкой боли его жгучих ласк. Нежные усики цепко охватывали всё больше и больше крапивных веток, проникали в самые потаённые уголки куста — Душечка смело и страстно познавала своего возлюбленного. « Хочу, чтобы ты весь был мой, весь, весь!», — потеряв стыд, шептала она крапивным листам. А он жарко целовал её вьющиеся усики и говорил, задыхаясь от наслаждения: «Ух, какая ты клёвая! Завитушечка моя ... Душечка-Завитушечка ... ». Так она обрела своё полное имя, сохранившееся до конца её дней.

Первая безумная страсть без заметного переходного периода сменилась в их семействе громкими скандалами.

— Ты все соки из меня вытянула, паразитка! Ты меня душишь, душишь! — Орал на всю Опушку Крапивка. — Убью! Сожгу! Удавки кусок!

— Да как ты смеешь, сорняк несчастный?! Ты день и ночь Мать-Сыру-Землю благодарить должен за одно то, что я снизошла до тебя. Как же это я, вдова великого Колоса, могла попасться на твои уловки, неуч, тупица, грубиян?! Как я позволила себе заблудиться в твоих сладострастных зарослях?! Ах, как ты ловко опутал меня своими коварными утешениями! Я поверила, понимаешь, поверила, что смогу на тебя опереться, смогу притулиться к сильному мужскому кусту. — На повышенных тонах, со слезами, но не теряя достоинства окончательно, парировала она.

Бурные сцены сменялись столь же бурными примирениями, и Душечка-Завитушечка скоро начала находить особую прелесть в рваном ритме своей семейной жизни, считала, что у зашкаливающих эмоциональных перепадов есть свои плюсы — ими поддерживается острота любовных отношений. Но однажды утром, проснувшись как всегда поздно, Душечка-Завитушечка обнаружила своего Крапивку за необычным занятием. Он, присвистывая и тихо поругиваясь, озабоченно оглядывал свои побеги, стебли и листья.

— Капец, приехали. — Душечка-Завитушечка не любила, когда он использовал жаргонизмы, но ему на это сейчас было глубоко плевать. — Уделала ты Крапивку, зараза. Три стебля — всё, сожмурились, ещё четыре на ладан дышат, а про мою вялость в последнее время ты сама знаешь. Слазь. — Так лаконично закончив свою речь, Крапивный Куст начал методично отдирать от себя Душечку-Завитушечку.

Она ползала у него в корнях, обжигая лепестки, целовала основания стеблей, поливала землю росой, умоляла, заклинала — всё было бесполезно, Крапивка равнодушно взирал на страдания бывшей супруги.

— Мой милый, что тебе я сделала?! — В голос рыдала Душечка-Завитушечка, не стесняясь соседей. — Май дарлинг, май дарлинг! Прости, если я провинилась перед тобой! Всё будет так, как ты захочешь, я даже кислород без твоего позволения выделять не посмею. Дай мне ещё один шанс!

— Не дам. Отвали. — Холодно ответствовал Крапивный Куст. — Я жить хочу. А ты, змея, меня в землю вгоняла.

И на глазах несчастной Душечки-Завитушечки он принялся внаглую флиртовать с Пижмой, прямой, как палка, сильной и независимой.

— Надо иметь хоть какое-то уважение к себе. — Неодобрительно говорили Душечке-Завитушечке окружающие травы. — Пойми же, наконец: не нужна ты ему стала. Что тут поделаешь? Не ты первая, не ты последняя.

— Я не могу без него жить! Люблю его! Умираю без него! — Стонала Душечка-Завитушечка, не находя в себе сил отползти от Крапивного Куста.

Тем не менее, жизнь шла своим растительным чередом: продолжали удлиняться, а, стало быть, двигаться, многочисленные стебельки Душечки-Завитушечки. Она сильно разрослась, разветвилась на крапивном этапе своей биографии, и теперь всю эту роскошь, густо покрытую розовыми цветочками, хочешь не хочешь, а необходимо было куда-то пристраивать. «Не хочу больше разочарований, я их просто не смогу перенести. Нет уж, сыта по горло романтическими бреднями. — Печально размышляла Душечка-Завитушечка. — Да мне и не нужен никто, я вполне самодостаточная особь».

Только она так подумала, как заметила нечто совершенно необычное — светящийся на солнце очаровательный розово-сиреневый шарик. Оглядевшись, Душечка-Завитушечка увидела множество таких же пушистых шариков, живописно разбросанных по непривлекательной и жёсткой на поверхностный взгляд зелени. Перед ней предстал Репейник, опушкинский изгой и мизантроп. «Это вам не Крапивка, инфантильный и легковесный апаш лесного предместья. Репейник по-настоящему крут. Вот таких я и называю коротким и ёмким словом «мачо». Он ни на кого здесь не похож, он иной. Как и я». — Всё сильней воодушевляясь, думала Душечка-Завитушечка, а вслух произнесла:

— Чудесный денёк сегодня, не правда ли?

— Ползи мимо, Живучка. — Процедил Репейник, знавший только её девичье имя.

Когда-то, будучи совсем юным и открытым миру, он позволил себе потерять покой из-за крошечных розовых буточиков Живучки ползучей, в ночной тиши сочинял неумелые, но искренние стихи с одними только точками после буквы «л». Но она не ответила на чувства влюблённого по самые корни Репейника, мало того, посмеялась над ним и обозвала лопухом. Теперь, когда он стал тем, кем стал — лишённым сентиментальности мощным и суровым кустом, заигрывания Душечки-Завитушечки не сработали.

— Ах, если бы молодость знала! — Всхлипывала Душечка-Завитушечка. — Я была слишком неуверенной в себе, слишком зависела от общественного мнения, и не посмела признаться в своей любви даже самой себе. Боялась, что выпаду из социума, если свяжу свою жизнь с Репейником — ведь тебя не признавало опушкинское общество. Поверь, я стала другой, теперь мне хватает мудрости, чтобы оценить тебя по достоинству.

Душечка-Завитушечка не лукавила, она теперь искренне верила, что настоящая любовь встречается лишь один раз за лето. А она не разглядела в Репейнике свою половинку, проползла мимо! Она уже не сомневалась в том, что именно из-за этой ошибки молодости на её долю выпало так много жизненных испытаний.

— О, как ты красив, проклятый! — Задыхалась Душечка-Завитушечка, и робко тянулась усиками к Репейнику.

***

В середине августа Опушка являла собой совсем не то сборище малоразличимой и полной энтузиазма ярко-зелёной поросли, каковой она представала взору в начале лета. Теперь одни растения отсвечивали благородным малахитом, другие выглядели помятыми, даже пожухлыми, кто-то вырос выше всех прочих, можно сказать, вознёсся над травой, остальные непритязательно готовились стать силосной массой. Едва ли не половина Опушки покрылась крапивными зарослями — Крапивка нагло, без оглядки на мнения окружающих, захватывал жизненное пространство. Пижмы тоже наросло значительно больше, чем требовалось для поддержания почвенного баланса. Крапивка и Пижма вытеснили к самой дороге Ромашек, Васильков, Иван-Чаев, прочее разнотравье. На фоне неравномерно распределённого ареала обитания только два растения погибли окончательно и бесповоротно. Пушистые шарики Репейника сжались в серые колючие комочки, его листья почернели и свернулись, стебельки Душечки-Завитушечки, обвивающие её мёртвого друга, превратились в сухие жёсткие прутики.