В. Строгальщиков - Стыд

— Ты что! — сказал Лузгин. — Он же зимой не ходит…

— Да вот пришел, — сказал Дякин. — С деревни деньги требует. Компенсацию.

— Какую компенсацию? За что?

— Да вроде как за все…

— И много?

— Миллион.

— Чего?

— Зеленых. Ну, то есть синих нынче.

— Он что, сдурел? — спросил Лузгин. — Откуда у людей такие бабки?..

— А ему по фигу… Сказал, что, если денег не соберем, всех русских в амбаре сожжет. Заложников взял, по человеку со двора, в амбаре запер. Разрешает, правда, еду приносить, «буржуйку» разрешил, а то б померзли все…

— И ты сидел? — спросил Лузгин.

— А то не видать, — печально усмехнулся Дякин.

— Но отпустили?

— Не совсем… Я, видишь ли, Володя, — Дякин помедлил, — к тебе приехал.

— Ну и отлично, Славка! Официант!

— Ты погоди, — сказал Дякин, поморщившись. — Ты не понял, наверное… Я за деньгами приехал.

— Ко мне?

— Ну, не совсем к тебе, конечно… Но у тебя же тесть… Мне так сказали…

— Тесть? А при чем здесь тесть?

— Он же богатый.

— Ну ни хрена себе, — сказал Лузгин. — Ты, Славка, думаешь, что говоришь? А что же Соломатин? Ему докладывали? Пришел бы, выбил на хер да погнал…

— Убили Соломатина. Сказали, что в лесу под бомбами погиб. Так что некому, Володя, уже некому.

— Вот черт, — сказал Лузгин. — Но и ты, однако, придумал тоже.

— Это не я придумал, Володя. Я же не знал про тебя, ты не говорил.

— Ну да, — вздохнул Лузгин, — тебе сказали, вот ты и приехал.

— А мне куда? — с внезапной злостью выговорил Дякин.

— А мне куда ехать-то, Володя? Скажи — куда, и я поеду, хоть сейчас.

— Ну, ладно тебе, ладно… Официант! — еще раз громко позвал Лузгин. — Что будешь есть? — Он двинул по столу меню. — Смотри, я закажу. Не хочешь? Почему? Ты не выпендривайся, тебе надо поесть, смотреть страшно… Впрочем… слушай, а поехали ко мне? Ну, к тестю на квартиру, я там живу, у меня комната. Поедим нормально, покумекаем… Отличная идея!

— Мне нельзя, — сказал Дякин. — Меня не пустят.

— Кто не пустит? — спросил Лузгин, хотя и спрашивать было не надо. — А где живешь?

— У них и живу.

— У Махита?

— Да ты что, Махит — начальник… На хате, а где — я же город не знаю… С вокзала привезли, два дня уже. Потом сюда вот… — Дякин снизил голос до шепота. — Хата трехкомнатная, а их там куча, и все время разные, и «гыр-гыр-гыр» с утра до вечера. Меня, правда, в отдельной комнате держат. Вот так вот… Ты извини, Володя, я бы сам — никогда, ты же знаешь.

— Да ладно, понял я, — сказал Лузгин. — Эй! — крикнул он нарисовавшемуся у дверей официанту. — Где тебя носит? Мне еще чаю, а ему мяса хорошего, много и быстро, ты понял? А ты заткнись. Водки хочешь, не хочешь? Ну и зря, я бы на твоем месте сейчас врезал от души. Мне-то нельзя, я в завязе…

Только этого мне не хватало, подумал он. Пропавшая девка, нефть и деньги Ломакина, история со стариком, а теперь еще и непомерный казанлыкский выкуп. Хорошо же ты спрятался, Вова, сбежав сюда от всех на свете, как тебе представлялось, забот и проблем столь удачно и вовремя. Присовокупим к перечисленному розыскной ооновский запрос — и получится великолепная картина, живи и радуйся, а ведь лет тебе уже не двадцать и не тридцать, чтобы соваться в разные авантюры, а близко-близко к пенсии, которую, правда, недавно опять отодвинули, так что едва ли успеешь осчастливиться, особенно с твоим восхитительным умением соваться. Но хорошо, что нельзя к старику — предложил, не подумав, расчувствовался, вот и вышла бы совершенно дурацкая сцена: бух на колени и «Дай миллион!». А ест-то быстро и старательно, но какая же сволочь Махит, мог бы и сам сказать, он же наверняка во всем этом завязан, и по уши, так нет же — подставляет Славку. Но если я договорюсь с Земновым, тогда Махит в ответ может переговорить с Гарибовым, баш на баш и получится. Махиту «лимон» отстегнуть — только плюнуть, прямо в холле вот сейчас ему и предложу, чего тянуть резину. А Земнову расскажу про людей в амбаре — это подействует, не может не подействовать. А может быть, Сорокин уже взял Махита потихонечку, вдруг у майора в холле целый взвод, бандюки и сдались, кому охота зазря помирать, и тогда ультиматум Гарибову: не отпустишь людей, не уберешься восвояси — кончим твоего Махита, да только нужен ли Гарибову Махит, и стоит ли он миллиона, и какой здесь у майора интерес?… Как все перепутано, однако… Господи, было же время, когда не было ни денег, ни этой проклятой свободы, а были субботники и профсоюзные собрания, и водка по талонам, и карьерист-начальник с партбилетом, и очередные решения — в жизнь, мебель из досок, со стройки уворованных, машину не купить ни в жисть, даешь сибирский миллиард, одна программа в телевизоре, а стало две — какое счастье, вой радиоглушилок, сношающий тебя за Оруэлла в слепой копии куратор кэгэбэ, седьмое обязательное ноября с холодным ветром и холодной водкой в подворотне, покуда колонна стоит, в кино рабочие бесстрашно отвергают премию, в другом кино красиво утопает молодой десантник, и вся страна в слезах, самогон из слипшихся «подушечек», восторг перемены «хрущевки» на «брежневку», в магазине на сыре написано «сыр», потому что других сортов нет, путевка в Варну как прорыв на Запад, на партсобрании по заявлению жены публично раздевают мужа и ту, с которой он, бодрая скука газет и вообще скука смертная, если вспомнить отчетливо. Однако ж ничего такого, что нынче рухнуло на Лузгина, в то время невозможно было и представить. И приведи судьба возможность поменяться, он бы сейчас — как там, на фронте, говорят — махнул не глядя, тем более что он на фронте был, а вот майор Сорокин не был, и это хорошо, а то открыл бы здесь стрельбу, как сумасшедший Валька, и не было бы ничего, даже этих жалких мыслей поменяться, снова проснуться в своей двухкомнатной «панельке», надеть модные польские джинсы, в автобусе битком поехать на работу, увидеть всех, стрельнуть троячок у бухгалтерши, после съемок завалиться с пузырем на преферанс к Шпилю и обыграть его по полкопейки, сбегать на угол к таксистам за добавкой, прийти домой под утро и долго объясняться, дыша в сторону, словно это обманет жену, — нет, ее не обманешь, учует, как не обманешь и себя, все это лишь тоска по невозвратному, и как тут вывернуться, думай лучше и не красуйся перед Славкой, не гордись, что завязал — сорвалось с языка, хвастун не удержался, ведь согласись Славка Дякин на водку, ты бы с ним тоже намахнул, и неизвестно, чем бы это кончилось в итоге… Да напились бы и послали всех!

Когда Лузгин позвал официанта и на западный манер изобразил в воздухе невидимым пером росчерк на счете, тот сделал шаг назад, прижал руки к груди и мелко затряс головой.

— Уф, — выдохнул Дякин, — щас спою.

— Зря ты водки не выпил.