Вэй Хой - Замужем за Буддой

После литературной дискуссии участвовавшие в ней писатели и критики отправились в ресторан «Маунт Кинг». За столом собралось тринадцать человек. Все вели себя дружелюбно и миролюбиво. После того как на поле литературного сражения рассеялись клубы дыма, коллеги по цеху принялись старательно заделывать появившиеся трещины во взаимоотношениях.

Заказ делал профессор с факультета Восточной Азии. Подали и поставили на середину стола креветки с черным женьшенем, жаренного на гриле омара с зеленым майским луком и имбирем, утку по-пекински, мясные тефтели с зелеными овощами, песчаные ракушки с тофу и другие традиционные китайские блюда. При виде всей этой необычайно аппетитной и ароматной вкуснятины невольно текли слюнки. Обильное китайское застолье — традиционный источник радости и хорошего настроения для большинства китайцев; удовольствие, ради которого стоит жить.

Никто из сидевших за столом и словом не обмолвился о литературе. Писатели вели оживленную беседу на китайском языке, время от времени громко смеясь, словно посвященные члены великого тайного общества. Они терпеливо обговаривали с профессором из Колумбийского университета маршрут предстоящих экскурсий по Нью-Йорку на следующие несколько дней. Им собирались показать музей «Метрополитен», Бродвей и, конечно, место паломничества тысяч туристов — «Граунд зеро», где до 11 сентября высились башни-близнецы.

После ужина несколько приезжих, отважившись поближе познакомиться с культурой капиталистического общества, немного смущенно попросили сводить их в секс-клуб.

Судя по всему, у них не было ни малейших намерений вступать со мной в дружескую беседу. Мое знание английского, одежда стоимостью в несколько сотен долларов и даже ямочки на щеках — все было поводом для осуждения, хотя не исключено, что в своем воображении они уже раздели меня донага.

Я сосредоточенно ела, и с каждым глотком силы прибывали. Конечно, непонимание, отчуждение, зависть и враждебность неприятны, но они помогают укрепить дух и обогащают восприятие. Когда женщина пьет грязную воду, в ее теле она преобразуется в живительное материнское молоко.

А в четверг состоялась та немноголюдная — примерно на сорок человек — вечеринка, которую издатели устроили в мою честь. Она проходила в небольшом кафе в Гринич-Виллидже {65} .

Кафе действительно было небольшим, но это не бросалось в глаза: все веселились и танцевали, не обращая внимания на тесноту.

Среди приглашенных на вечеринку был и редактор моего издательства, руководитель отдела по связям с общественностью, маркетологи, дистрибьюторы, а также критики и писатели. Я обратила внимание на местного литератора, только что получившего какую-то престижную премию. Он немного смахивал на Джека Николсона {66} в роли популярного писателя-ипохондрика Мелвина из фильма «Лучше не бывает» {67} . Этот малопривлекательный человек ненавидел животных и всячески третировал женщин, гомосексуалистов и людей с другим цветом кожи, но однажды благодаря любви полностью преобразился и стал добрым и чутким. Я немного поболтала с нью-йоркской знаменитостью. Он оказался милым, но чудаковатым. Взял и притащил на вечеринку своего пса — колли, а там и без собаки яблоку негде было упасть.

— Чудесная собака, — решила я сделать ему комплимент.

— Ага! — ликующе воскликнул он. — Как приятно, когда хорошенькая девушка хвалит мою собаку. Значит, и для меня не все еще потеряно!

Он вдруг игриво подмигнул мне и ущипнул меня за задницу. И сразу стал похож не на инженера человеческих душ, а на старого самовлюбленного придурка в рубашке из шерстяной фланели и с собакой у ног.

Я поскорее смылась от него. Обошла гостей, приветливо улыбаясь, пока не добралась до незнакомого молодого человека.

Это был довольно миловидный рыжеволосый юноша, типичный ботаник. Внешне он мало чем отличался от прыщавых студентов, которых я часто встречала в студенческом городке Колумбийского университета с десятком вечно текущих шариковых ручек в нагрудном кармане рубашки и в поношенных джинсах, которые стирали раз в год.

Но пообщавшись с ним, выяснила, что он не студент. Оказалось, совсем недавно его приняли на должность литературного критика в «Нью-Йорк Таймс». Юношу звали Эрик.

Я рассказала ему, что в «Нью-Йорк Таймс» трижды писали о моей книге. Но, к сожалению, первый раз довольно давно, почти год назад, второй раз — примерно через неделю после 11 сентября, и последний — в специальной рубрике о путешествиях, в заметке о Шанхае.

Он признался, что только что прочел мою книгу и что она ему очень понравилась.

Мы разговорились о культуре Азии. Он упомянул, что его отец работал в Колумбийском университете, изучал культуру и обычаи Тибета, и что он уже довольно давно стал буддистом. Сам Эрик тоже в недалеком будущем собирался съездить в Тибет.

— Тибет — одно из немногих мест на планете, где человеческое сознание сохранилось в первозданной и примитивной форме.

Я согласилась с Эриком. Мы долго беседовали с ним. Он оказался приятным, умным, благожелательным и восприимчивым.

Во время разговора он приглядывался к моей красной шелковой кофточке на бретельках. На ней от воротника до подмышки были нашиты три черные бархатные пуговицы ручной работы в форме бабочек.

Он не скрывал восхищения искусной работой китайских мастеров-вышивальщиков. Я просто растаяла от его комплиментов. Не удержалась и подробно рассказала ему, что это традиционный вид аксессуаров китайской одежды. Их делают из шелка, бархата или хлопчатобумажной ткани. Такие пуговицы бывают всевозможных форм и фасонов: в виде облаков, хризантем, лотосов, старинных китайских монет «юань бао», золотых рыбок и многого, многого другого.

Слушая мой рассказ, Эрик смотрел на меня широко раскрытыми от изумления глазами. А потом вдруг спросил:

— А мужчинам можно украшать одежду такими пуговицами?

— Ну а почему нет? — ответила я, невольно улыбнувшись. Он был очень умен, но при этом, в отличие от других критиков, начисто лишен притворства и высокомерия. А может, просто еще не успел стать таким.

Еще до окончания вечеринки мы с Эриком обменялись номерами телефонов и условились как-нибудь встретиться за чашкой кофе. Мне он понравился. Возможно, он был геем. Чем-то напоминал Сиэр, какой она была до операции десять лет назад.

Мудзу дошел от своего офиса до моей квартиры на Уоттс-стрит за каких-то пять минут. Мы собирались вместе пойти на концерт известного китайского виолончелиста Йо-Йо Ма {69} в Карнеги-холл.