Тонино Гуэрра - Амаркорд. И плывет корабль

Мальчик останавливается возле них, задыхаясь, весь в поту, и произносит:

— Дядя Лео влез на дерево!

Все поспешно направляются к дому.

На верхушке высоченного вяза у края гумна сидит Лео. Ухватившись за ветки, он раскачивается и вопит во все горло:

— Хочу женщину! Хочу женщину! Хочу женщину-у-у!

Голос его разносится по выжженному солнцем гумну; внизу, под вязом, растерянно мечутся дедушка, извозчик Мадонна, Бобо и жена крестьянина.

Дедушку, правда, все происходящее не слишком тревожит. То и дело он отрывает взгляд от Лео и рассудительно говорит Мадонне:

— Требование вполне нормальное! Ему же сорок два года! Черт возьми, да я в его возрасте!..

Мадонна, по-видимому, не разделяет этого мнения, но молчит. Старик вновь смотрит на сына и, внося свою лепту в общие уговоры, взывает к нему:

— Слезай, Лео! Послушай, что тебе говорит твой папа!

В ответ с верхушки дерева раздается все тот же дикий вопль:

— Хочу женщину-у-у-у-у!

Дедушка кружит по гумну и бормочет, обращаясь скорее к самому себе, чем к остальным:

— Ну где я ему возьму женщину?!

Между тем уже подоспели Амедео, Миранда и крестьянин.

Первую информацию они получают от извозчика.

— Он полез вверх быстро, как кошка. Мы в это время запрягали лошадь.

— Святая мадонна, только бы он не надумал броситься вниз!

— Миранда, иди в дом и сиди там! Нечего устраивать здесь театр!

Бобо подходит и начинает карабкаться на дерево.

— Папа, можно я за ним полезу! — кричит он отцу.

Отец вне себя от ярости.

— Немедленно отойди от дерева, пока я уши тебе не оторвал!

Бобо быстро спускается и удирает.

Амедео обращается к крестьянину:

— Мизинец, сбегай-ка за лестницей.

Крестьянин направляется к дому, а Амедео заходит в сарайчик, где сложен инструмент. Запершись там, он дает выход своему неистовому, исступленному гневу: бьет себя по щекам, топчет шляпу, колотится головой о стену, изрыгая поток проклятий.

— Так-растак-перетак! Сумасшедшие должны сидеть в сумасшедшем доме!..

Потом поднимает с земли шляпу, отряхивает ее, нахлобучивает на голову и выходит из сарая совершенно успокоившись.

Мизинец уже принес лестницу и приставляет ее к толстому стволу вяза. Он лезет вверх, и все не отрывают от него глаз.

Достигнув последней перекладины, он обращается к Лео негромко, проникновенно:

— Послушайте, синьор Лео, слезайте, не то у вас может закружиться голова.

Но Лео продолжает вопить. Теперь к нему взывает Амедео:

— Лео! Ну поразвлекся, и хватит. Слезай скорее, мы сейчас будем есть арбуз.

Бобо бежит и подбирает посреди гумна камень. Показывает его отцу.

— Папа, дядюшка бросается камнями!

В этот момент воздух со свистом разрезает другой камень. Амедео продолжает уговаривать брата:

— Ну, Лео, перестань. Еще немножко, и ты размозжил бы голову отцу. Ну подумай, что ты делаешь… — Потом оборачивается к извозчику: — Мадонна, подгони сюда лошадь. А ты, Миранда, позови детей… Давай, папа, сядем в пролетку и сделаем вид, что уезжаем!

Мадонна подает пролетку. Все влезают и занимают места в том же порядке, что и раньше. Амедео вновь взывает к брату:

— Лео, давай спускайся. Уже поздно, пора ехать домой. Видишь, мы уже сели в пролетку!

Лео перестает кричать. Смотрит вниз на гумно. И вроде бы собирается слезать, но нога его скользит по тоненькой веточке. Тогда он ставит ногу на прежнее место. И вновь начинает вопить:

— Хочу женщину-у-у-у-у-у!

Все опять задирают головы вверх. Только дедушка закрывает лицо руками, как будто плачет.

— Пожалуйста, без сантиментов! — говорит Амедео. Он встает и выталкивает всех из пролетки. — Слезай, Бобо, живее, Миранда… Послушай, Мадонна, будь другом, гони в сумасшедший дом и вызови санитаров…

Все выходят из пролетки и стоят, молча уставившись на верхушку вяза. Пролетка резко срывается с места и уезжает.

Солнце уже садится. Крики Лео постепенно превращаются в какой-то протяжный вой, которому издалека заливчато вторят собаки.

Синьор Амедео, дедушка, Миранда, Бобо, его брат, а также крестьянин с женой разбрелись по всему гумну. Кто сидит, кто стоит. Все словно окаменели от долгого ожидания. Амедео заткнул большими пальцами уши, чтоб не слышать этого душераздирающего жалобного крика. Бобо подходит к нему и говорит:

— Папа, папа!

Отец отнимает руки от ушей.

— Папа, может, мне съездить за Лисичкой?

Отец несколько мгновений неподвижно смотрит перед собой, потом неожиданно хватает Бобо за руку, зажимает его между ног и осыпает градом ударов по голове, по ребрам, по спине. Братишка разражается своим дерзким, оглушительным хохотом. Бобо уходит, скуля как побитый пес.

Наступила ночь. И наконец темноту долины прорезают два тонких луча, в которых пляшут пылинки, — это фары приближающейся санитарной машины.

Стоящий посреди гумна ацетиленовый фонарь освещает Амедео и всех остальных. Услышав шум подъезжающей машины, они приободрились и сгрудились в ожидании у ворот.

Машина останавливается рядом с фонарем. Из нее выходят два санитара и маленькая монахиня, почти карлица: росту в ней метра полтора. Крестьянин указывает на вяз. Монахиня-карлица, не произнося ни слова, ловко карабкается по прислоненной к вязу лестнице и исчезает в густой листве. Мертвая тишина. Все не отрывают глаз от темной верхушки вяза. Сверху временами доносится голос монахини:

— Ну, пошли! Слезай, Лео.

Немного спустя раздается наконец шорох ветвей, и всем становится ясно, что ей удалось уговорить Лео.

Как только его ноги касаются земли, санитары мягко подхватывают его под руки и засовывают в машину, которая сразу же трогается и уезжает. Родные Лео провожают ее взглядом. По выражению их лиц можно понять: они рады, что все кончилось благополучно, — но вид у всех измученный.

Уже глубокой ночью экипаж Мадонны проезжает по безлюдной Главной улице. Бобо и его брат спят. Амедео, Миранда и дедушка глядят перед собой открытыми, невидящими глазами.

Адвокат, держа руль своего велосипеда, стоит на аллее под конским каштаном. Внимательно и встревоженно смотрит он на виднеющийся вдалеке пляж, где сторожа спешно складывают солнечные зонты; купальщики беспорядочной толпой движутся к набережной. Но вот Адвокат указывает нам на небольшое облачко в небе. В голосе Адвоката неподдельное беспокойство.

— Вон то золотистое облачко не предвещает ничего хорошего!

Неожиданно налетает порыв ветра, и Адвокат еле успевает подхватить свою шляпу. Он прислоняет велосипед к стволу конского каштана, нахлобучивает шляпу поглубже и держит ее обеими руками.

— Это характерный признак морских смерчей, обрушивающихся каждое лето на берега Адриатики, как правило, между одиннадцатью утра и полднем.