Владимир Крупин - Море житейское

Поднимаемся в верхние храмы, а там все, как всегда - молимся, батюшки служат. Ставим свечки, оставляем записки. Выходим на паперть. А она здесь так вознесена над пространством, что прямо летишь вслед за взглядом, которому не во что упереться, он тает в небе. И представляется, как выходили монахи на рассвете после ночной службы, как им легко и радостно вздыхалось в этом приближенном к Богу месте. Кто-то вздыхал и вспоминал родных, которые там, внизу, кто-то уже отрешенно молился о последнем часе на этой земле. Да, нельзя, нельзя, говорят святые отцы слишком любить земные красоты. Они все равно многократно меньше того, что приготовил Господь любящим Его.

Надо ехать. Надо, хотя не хочется уезжать. Так душевно, так спокойно. Спускаемся к машинам. Внизу еще один источник. И вот интересно, вроде бы уже пили и пили из первого источника, но и из этого пьем и не напьемся. Идем вдоль склона горы, на вершине которой Крест. Хочется назвать склон стеной, до того он вертикален и выглажен дождями и ветрами. И как только там устанавливали Крест? Он так вознесен над пространством, так прочно царствует над ним, что становится спокойно.

По-прежнему в ущельи, хорошо слышные, звякают колокольчики. Будто козочки нас приветствуют и желают доброй дороги. Машины заводятся, колокольчики умолкают. То есть для нас умолкают, глохнут в шуме моторов.

Дождь приветствует паломников в богоспасаемом граде святого Первозванного апостола Андрея. Я бывал в Патрах, но приезжали сразу в храм и сразу уезжали, а сейчас поздно, едем на ночлег, и я изумляюсь громадности города. Длинная набережная, широкие улицы. На площади многолюдный митинг, много красных знамен, гремят усиленные звукотехникой речи ораторов. Наш отель где-то тут, но движение перекрыто. Диву даешься, как наши водители с их штурманами ориентируются в незнакомых местах. Крутимся вокруг митинга, решаем вначале самое трудное - парковку, потом ищем отель. Он рядом. К нашей радости, на улице святителя Николая.

- Это нас святитель Никола Зарайский всюду ведет, - радостно замечает Валерий Михайлович.

На ночь мы не оставляем икону святителя в машине, приносим с собой.

Отель скромный, но чистенький, уютный. Крики чем-то недовольных, чего-то от кого-то требующих слышны и здесь. Пока крутились на машине, я заметил церковь, она рядом, и когда разместились, в нее сходил. В храме никого. Хотя идет служба. Две женщины сидят на стульях. И сюда доносятся шум митингующих. Да, их там явно побольше, чем молящихся.

Да это и у нас так: приучили демократы требовать улучшения условий жизни от партий и правительств, а не просить у Бога. Ну тогда и митингуйте.

Раннее утро. Темно. И вверху темно. О, где вы, чистые звезды Афона? Пойду умыться к морю. Да, до моря дошел, а не умоешься. Огромные , в три метра, не меньше, ограждения. Это против иммигрантов. Когда отправляются паромы в Италию, пакистанцы и другие несчастные осаждают их, прячутся в трюмах, на палубе. Их отлавливают, они стараются проникнуть на следующий. Отсюда и эти стальные изгороди. Шел и шел вдоль них. Ну не весь же берег окован. Да, нашел проход. Ворота охраняемые, но охранник махнул - можно. Встал на колени уже перед Ионическим морем, умылся. Радостно плеснула вдруг волна, а вроде было совсем тихо. И так легко дышится! Это и от вчерашнего дождя, и от морского воздуха, и от того, что никто не кричит.

Вернулся. По-прежнему рано, но машины уже снуют по узким улочкам, как кровяные тельца по сосудам. Угловой ресторанчик с гордым названием «Эверест» вершиной упирается в рекламу мужского одеколона, а подножие завалено мусором, «Эверест» как бы вырастает из него и стремится ввысь, где гордые запахи побритого мужчины. В мусоре копошится бездомный, а рядом, обнявшись, покачиваются в танце парень и девушка.

Вдруг обнаруживаю, что заблудился. Я же долго шел вдоль забора, значит, надо обратно к морю и обратно вдоль забора до нашей улицы. Хожу, хожу, опять вышел к «Эвересту». Мусора и бездомного уже нет, а парочка спит на скамье.

Храм святого Первозванного апостола Андрея - один из самых больших в Греции. И построен уже в наше время. Вокруг него просторно, но машинам все равно некуда приткнуться. Ездим вокруг, обзор храма со всех сторон. Удары колокола зовут к службе. Но опять же, и священники на месте, и свечи продают, и записки принимают, но молящихся нет. А около церкви есть. И много. Это цыгане, то есть цыганки с цыганятами. Кстати, и одеты очень хорошо, и явно не изможденные, но требуют нахраписто. Наши сердобольные женщины все им готовы отдать. Матушка Галина даже разворачивает припасенные на обед в дороге пакеты и цыганята летят к ней как голуби на брошенную горсть зерна. Идет священник, гонит цыганят, они подскакивают к нему, складывают ладошки, просят благословения. Поневоле он благословляет. Они и думают, что благословил продолжать требовать... Тут я задумался. Что они требуют? Подаяние? Но подаяние не требуют, это даяние, его дают, и милостыню тоже не требуют, милостыню ждут. Между тем наши отцы благословляют наших женщин перестать общение с этим требовательным племенем.

- Аут! Финиш! Баста! Гоу ту скул! - сурово говорим мы.

Вспоминаю, как лет десять назад был здесь с Фондом святого Андрея и как мы совместно с греками служили у мощей святого. Акафист пели по очереди. Незабываемое. Думаю, что тогдашние голоса остались здесь и поселились под этим, похожим на небо, куполом.

А вот источник закрыт. Подходит мужчина, обещает достать ключ, но это будет стоить, называет сумму. Нет, не надо. И не из-за денег - оттого, что всюду, во всем православном мире источники безплатны. Они Божии, они истекают по Его воле, по молитвам святых.

Елена постоянно молится или негромко поет духовные песнопения. Просим петь громче. Очень впечатляет, когда машина, как пуля сквозь ствол, летит внутри округлого тоннеля. Вместе поем «Царица моя Преблагая», «О, Всепетая Мати». Как-то при молитвах пролетаемое пространство пролетает еще быстрее. Часто, как канарейка, чирикает мобильник отца Геннадия. Да, достается ему. Как и отцу Петру. И хотя в любое время их готовы сменить за рулем Александр Борисович и Дмитрий Гаврильевич, основная нагрузка на них. Они в постоянных переговорах.

Так как торопимся, то около рукотворного чуда - Коринфского канала - нет остановки. Это, конечно, дивно - в граните и мраморе просеченный для прохода кораблей канал, который сделал Пелопонесс не полуостровом, а островом.

В тринадцать тридцать на паром в Игуменице, и в пятнадцать ноль-ноль уже на Корфу. Вот скорости нынешних паломников.

При подходе к острову поражаемся видами доселе неприступной мощной крепости. Как ее брали русские чудо-богатыри под командованием ныне причисленного к лику святых адмирала Ушакова, не представить. Да, такие богатыри, закаленные еще незадолго до этого штурмом Измаила, легко могли взять и Константинополь. И очень понимаешь теперь и Леонтьева, и Тютчева, и Достоевского, очень желавших вернуть православие на Босфор. И тот и другой полководцы, не знавшие поражений, были совсем рядом со Стамбулом и очень надеялись водрузить Крест над Софией. Тогдашние придворные либералы помешали. Да, было бы в мире две православные империи, не сошел бы мир с ума.