Ян Гийу - Зло

«Ну, — сказал он и потёр лоб. — Тебе таки будет снижена оценка по поведению. И я хотел бы предупредить: не попадайся ко мне по аналогичной причине ещё раз, понятно?»

«Да, директор, понятно».

«Тогда можешь идти, негодный мальчишка».

«Спасибо и до свиданья, директор».

Когда Эрик взялся за ручку двери, он вдруг услышал:

«Да, вот что еще… Раз уж ты свое получил, то знай, что обладаешь также и хорошими качествами. Наверное, от Бога. У тебя явный талант оратора, и ты смелый. Сохрани это и не порти себе жизнь. Всё, можешь идти».

Но директор, по мнению Эрика, сильно ошибался. Разве, например, «талант оратора» — дар Божий? Нет, это просто один из многих способов защиты. Да и о смелости, наверное, стоит говорить, когда человек идёт балансируя по коньку школьной крыши на высоте 25 метров. И разве можно назвать смелой атакующую мышь, загнанную котом в угол? Все это просто самооборона.

Легче было разобраться с уважением к учителям. Козёл дрался и получал ад у себя на уроках. Учитель физики и математики Окунь распускал руки, и Эрик превращал его часы в хаос. До тех пор, пока Окунь не пришёл к радикальному решению: начинать урок словами «Добрый день, мальчики! Все садитесь, а Эрик выйди в коридор!» И совсем иное дело Торт, учитель истории. Щуплый доцент на пенсии превращал класс в поле битвы или место действия различных авантюристов. Он мог с указкой вместо меча («короткого римского меча»), по-сле того как указка «в пылу битвы» ломалась им через колено, или линейкой вместо щита запрыгнуть на кафедру, показывая, как македонская фаланга шла в атаку. Это когда Александр Великий завоёвывал мир. Торту и в голову не пришло бы как-то физически наказать мальчика, тем более ударить. Ученик, додумавшийся сорвать его урок, получил бы трёпку от товарищей уже на ближайшей перемене.

Или учительница английского языка Анна. Ей-то вроде не на что было рассчитывать перед двадцати пятью парнями, большинству из которых она уступала в росте. Маленькая дама с сумочкой и маской на лице в те дни, когда она боялась стать разносчиком заразы. Но не приведи Бог, если во время ее монологов вдруг слышался чей-то шепоток. Тогда она прерывала изложение материала и переключалась на необходимость уважения к знаниям и работе. Вроде бы обычная тематика, но искренность и серьезность действовали на учеников почти гипнотически. И, признать должно, класс принимал ее доводы. Или учитель биологии и географии Борец Ивар (он на самом деле боролся в молодости), никогда не поднимавший руку на кого-либо из мальчиков. Его предметы изучались с интересом, даже удовольствием. Чего не скажешь о преподавательнице шведского языка, прозванной Малышка. Та имела привычку таскать за волосы или дёргать за ухо при неверном ответе на её идиотские вопросы о пунктуации.

Хотя, с другой стороны, вряд ли все упиралось в деление учителей на «дерется — не дерется». Возможно, дело было в самом Эрике, для которого демонстрация силы всегда ассоциировалась с деяниями папаши. Он ведь почти инстинктивно поднимал шум на уроках любителей телесных наказаний в любой форме. А уж члены шайки и те, кто им симпатизировал или просто боялся, конечно, оказывали ему поддержку.

Во всем этом Эрик не умел разобраться самостоятельно. Да ведь не умели и учителя, встречаясь для бурного подведения итогов на педсовете. Там одна половина собрания оценивала Эрика словами типа «мягкий», «добрый», «на редкость одаренный», а вторая — «злобный выродок», «бандитские наклонности», «недостоин обучаться в нашем заведении», «верное место для него — исправительная колония, на худой конец автошкола». Сам-то он полагал, что, собственно, правы и те и другие.

И все-таки, считал он, необходимо давать сдачи тем, кто беспричинно задирается. Являясь вожаком шайки, он и нёс ответственность за противодействия. Кто бы, кроме него, щёлкнул по носу Козла? Да никто!

Неужели под нажимом далеко не всегда справедливых обвинений он покинет шайку, оставит её ради школьных успехов? Ведь только там обретаются его друзья. Хотя, кто знает, может, они просто боятся его. Или нуждаются в лидере, способном принимать решения. Но разве можно распоряжаться другими, будучи в разладе с самим собой?

За последний год административный аппарат шайки разросся как на дрожжах. Их ростовщическая деятельность расширилась. Отчасти благодаря тому, что Эрик понизил процентную ставку. Это означало увеличение количества клиентов и уменьшение масштабов насилия для взыскания долгов. Правда, возникла и необходимость в бухгалтерском учёте, кто-то должен был навести порядок в перечнях ссуд и затрат. Толстый Йохан предложил свою кандидатуру и получил общее согласие. Он отслеживал каждый долг, в его ведении находились деньги, составляющие ссудный фонд, ему даже была установлена определённая зарплата. А из-за принадлежности к шайке над ним давно прекратились разного рода насмешки и глумления.

Толстый Йохан руководил и кражами граммофонных пластинок, когда эта деятельность набрала обороты.

Всё началось экспромтом. Ёран, Каке и Каланча пришли в музыкальный магазин и, когда продавец повернулся к ним спиной, засунули пачку пластинок с Элвисом и Пэтом Буном под кожаные куртки. Эрик конфисковал добычу и продал её с помощью Толстого Йохана на школьном дворе. Вырученные деньги пошли в общую кассу. Так родилась идея…

Где-то месяц спустя воровство пластинок приобрело серьезный размах. Наверное, полшколы являлась в шайку с заказами на последние творения рок-музыкантов. Цена в школьном дворе уменьшалась по сравнению с магазином ровно на 50 процентов.

Систему изъятия отработали до тонкостей. Мальчик номер один появлялся у прилавка и спрашивал ту или иную запись классической музыки. Да, сперва хотел бы послушать. И пока продавец, ворча, занимался поисками на дальних полках, где хранилась дешевая и никому не интересная классика, мальчики номер два и три подходили к стеллажам с наиболее привлекательным товаром, заглядывали в свои записи и отбирали, пряча под куртки, Rock’n’Roll III или, скажем, Tutti Frutti с Литл Ричардом. Или что-то еще. И постепенно смывались со своей добычей. Мальчик номер один ещё некоторое время оставался в магазине, прослушивая свою пластинку, и наконец покупал ее, чтобы выйти и выбросить в ближайшую мусорную корзину.

Так они действовали, и дела их шли просто блестяще. Прибыль делили по справедливости. Иногда по общему согласию тратили на шмотки с узорами в виде драконов или другие нужные вещи. Хотя Эрик, конечно, понимал: вечно это не может продолжаться.

Но у него не было иных возможностей, прежде всего, иных друзей. Которых следовало всегда и во всем поддерживать. И нельзя было уходить в сторону, если они нуждаются в тебе. Опять же, отряду не выжить без строгой дисциплины и порядка. И конечно, дружбы — на ней-то много чего держится. По его мнению, друзья на то и существуют, чтобы все стояли за одного, а один за всех. И недавно он снова доказал это, получив на память шрам над левой бровью, сшитый пятью косыми стежками.