Ян Гийу - Зло

«Не надейся, что выкрутишься», — сказал еще один из новых членов совета.

«Это почему же? Посмотрю я, как вы пойдёте к начальству и скажете, что это я вылил какашки на коменданта. Ладно, меня вызовут. Что, прикиньте, я отвечу? И директор исключит меня без формального основания? Представляете, какой разразится скандал? Нет, здесь вам меня не поймать».

«Всё равно не выкрутишься, — ответил тот же самый член совета. — Ты своё получишь, подожди самую малость».

«Да уж я-то знаю ваши обещания. Всем известно, как успешно вы справились с умиротворением. И подумай, слышишь, как там тебя, вдруг мы увидимся когда-нибудь за пределами этой школы. Там, где твоё золотое кольцо вокруг Ориона будет стоить не больше клочка бумаги. Забавно, да? Встретиться в Стокгольме тёмным вечером…»

«Ты угрожаешь совету!» — крикнул Силверхиелм. Он явно терял самообладание.

Эрик улыбнулся, интенсивно думая. Он несколько раз шумно втянул ноздрями воздух, как бы проверяя его качество, чтобы выиграть время, а потом ответил, что он одновременно и угрожает, и не угрожает совету. Он не собирается трогать и волоса на голове какого-нибудь члена совета, пока проходит здесь обучение. И пока все они находятся в радиусе пяти километров от Щернсберга. Но если бы они встретились там, где законы Щернсберга не признаны, всё выглядело бы совсем иначе. Хотя в первую очередь это касается префекта.

«Понимаешь, — сказал Эрик раздумчиво и повернулся прямо к Силверхиелму. — Если бы это я вылил на тебя дерьмо, мне бы того хватило, чтобы о дальнейшей мести не думать вообще. Да и дерешься ты как баба. Не можешь сбить с ног парня, который намеренно не защищается. Конечно, изрядно потрудившись, ты выбил мне один зуб. Но попробуй представить, что мы встретимся в каком-то другом месте. Это не закончилось бы одним зубом».

Эрик снова попытался изобразить на лице что-то вроде улыбки, ища взглядом глаза Силверхиелма. Члены совета сидели молча. Двое из них, чьи места находились поблизости, рисовали узоры в своих блокнотах.

«Могу я идти сейчас?» — спросил Эрик.

«Ты наказываешься лишением четырёх суббот и воскресений за дерзкое поведение перед советом. А теперь исчезни отсюда и будь дьявольски осторожен в будущем».

«Да, да, да», — сказал Эрик с театральным вздохом и покинул комнату.

Когда он вышел в темноту перед школьным зданием, в воздухе кружились первые большие снежинки. Осенний семестр подходил к концу.

«Четвёртая часть на пути к свободе», — кажется, он не только подумал, но и произнес это вслух.

Чем же закончилось твое геройство, Эрик? Скоро две недели, как ты носишь эти страшные швы, и только сейчас тебя можно более или менее признать. Они не трогали тебя с тех пор. Но, пожалуй, потому лишь, что не успели зажить раны. Хотя вряд ли это может иметь значение для таких нелюдей. Тебя лишили выходных на несколько лет вперед. До самого окончания твоей учебы. Да, да, это помогло подогнать математику, химию, некоторые другие дисциплины. А что в «сухом остатке»? Всё равно никто не встал рядом. Кругом хотят, чтобы в Щернсберге всё оставалось по-прежнему. Даже реалисты. Понимаешь ты это? Монашеская ночь стала поражением для членов совета, но это никого не вдохновило. Так же как история твоих отношений с префектом. Ну да, она будет висеть у него как камень на шее, пока он здесь. Но, по-моему, большинство наших соучеников предпочло, чтобы именно с тобой случилось то, что ты сделал с Силверхиелмом. Всё получилось бы не менее смешно, но более правильно, если бы вы поменялись ролями. И когда этот изувер прилюдно бил тебя по лицу, вряд ли у тебя были искренние сторонники. Большинство лишь хотело видеть, сколько ударов ты выдержишь. Не спорю, картинка произвела впечатление. Все согласились, что ты круче, чем они могли подумать. И сегодня никому не придёт в голову затевать ссору с тобой. Никому из тех, кто не входит в совет. Но у тебя за спиной иногда крутят пальцем у виска. Вроде как показывая: этот парень малость не в своем уме. Если бы ты не был лучшим в классе после меня, они вообще могли заявить, что ты дурак. Так проще. Подобное объяснение твоих действий позволяет не воспринимать тебя всерьёз. Сейчас совсем немного осталось до рождественских каникул, потом весенний семестр, и тогда совет накинется на тебя с новой силой. Почему-то я в этом абсолютно убежден.

Понятно, что они будут наезжать на меня снова. Но, в отличие от тебя, все-таки не верю, что стану постоянным клиентом у травматолога. Это как раз то, чего ты не понимаешь. Меня оставили в покое, несмотря на все публичные заявления о дерьме Силверхиела, не только из-за швов на лице. Они еще и напуганы. Они просто обязаны бояться человека, который не сгибается и не падает. Ты же видел префекта. Он в конце концов полностью впал в отчаяние. И это из-за того, что испытал страх. Каждый из них сейчас ставит себя на место Силверхиелма. И думает: как далеко можно зайти, чтобы не попасть в аналогичную ситуацию. Они ведь не вправе забить меня насмерть, какой-то предел существует. Ну представь, мы с тобой попадаем на склад оружия в отряде самообороны. Берем оттуда пару автоматов, несколько ручных гранат и уничтожаем весь совет за одну ночь. Естественно, мы в состоянии это сделать, я имею в виду чисто технически. Но столь же естественно, что мы не сделаем. Ты понимаешь? Всегда есть граница, где разум побеждает чувства.

Нет, подожди, я, собственно, ещё не сказал главного. Той ночью, ожидая нападения, мы толковали о Полифеме. И решили всегда выступать против зла. И вот я считаю, что это нельзя откладывать на потом. Нельзя говорить, что сделаешь это когда-то в другой раз и где-то в другом месте, когда сам находишься здесь и сейчас в центре Щернсберга. Понимаешь меня? Я ведь не получал особого удовольствия, видя в зеркале эти мерзкие швы. Но если бы вел себя по-другому и, значит, не имел и царапины, ей-ей смотреть на себя было бы просто невозможно. Я не стану таким, как они, никогда в жизни. И ты тоже. Не спорь. И мне плевать на идиотов из профсоюза и прочих конформистов, если они за совет. Почему они таковы? Во-первых, из-за трусости. А во-вторых, сами хотят стать членами совета через несколько лет. Во всех странах, оккупированных нацистами, находились предатели. И было бы странно не обнаружить их в Щернсберге. Кстати, профсоюз хочет встретиться со мной завтра, и не так трудно просчитать, что они собираются сказать. Чёртовы Квислинги.

Профсоюз хотел воззвать к разуму. И сделать это просто, по-товарищески, и только среди равных учеников реальной школы. Они, как сказали, обсудили «случай Эрика» между собой и с советом. Так не могло продолжаться. Если Эрик считал, что Щернсберг не для него, он ведь мог просто закончить свою учёбу здесь. И таким образом все проблемы решатся как для него, так и для товарищеского духа.