Мелвин Брэгг - Земля обетованная

— Только самое начало, — тихо сказала Мэри. — Я могла бы сделать аборт. Но в моем возрасте… мы ведь говорили с тобой об этом, я, собственно, и начала этот разговор еще тогда в коттедже… это не так часто случается. Мы с тобой проверили.

— Мы… — Он чуть не сказал; «Мы не очень-то старались».

— Я старалась, — сказала она. — Но ничего не вышло. Может, другого раза уже не будет. Во всяком случае, я не собираюсь рисковать: я хочу этого ребенка.

— Он, конечно, от Майка.

— Да.

Тут только Дуглас заметил, что то, что он принял за рассудительность, было на деле суровой решимостью.

— Боже мой! — сказал он.

Ему непонятно было, что, собственно, он чувствует. Будто она своим сообщением выбрала из его души все нормальные реакции и пустила их по ветру. Но почему-то он чувствовал себя обязанным продолжать разговор. — Ну и что он?

— Он обрадовался, — ответила Мэри. — Немного удивился. — Она тщательно выговаривала слова. — Это случилось в Париже, когда мы ездили туда на несколько дней. С тех пор ни разу.

— Можно полюбопытствовать — почему?

— Я не уверена, люблю ли его, — сказала Мэри.

— А разве в этом можно быть уверенным? — спросил Дуглас, и ему вдруг показалось, что правильный ответ на этот вопрос помог бы разгадать загадку, по-прежнему стоявшую, как он считал, в центре большинства жизненных проблем.

— Я могу, — сказала она, — может, потому, что была уверена, что люблю тебя.

— Но ты ждешь его ребенка.

— Нашего ребенка. Моего. Просто ребенка. Да, жду.

— Не знаю, что и сказать тебе, Мэри. Какого ответа ты хочешь от меня?

— Я довольна… — Она взглянула на свой живот. И продолжала без тени раздражения в голосе: — Трудно было бы ожидать того же от тебя. Пока что.

— Пока что? — Дуглас постарался сдержать собственное раздражение. Но это была всего лишь внешняя реакция. Ревность как-то рассосалась. Может, у него вообще угасли все чувства к ней.

— Для тебя, должно быть, это ужасно, если ты действительно не понимаешь, что такое любовь, — сказала Мэри. — Если ты утратил способность любить, запер свое сердце на замок. Но ведь ты любишь Бетти? И Джона?

— Конечно. Но тут у меня нет выбора. А там, где можно выбирать, это чувство кажется мне бессмысленным.

— Не кощунствуй! — сказала Мэри твердым голосом. — Это чувство ценно именно там, где есть выбор.

— А что говорит по этому поводу Майк?

— Он хочет, чтобы я развелась, чтобы мы с ним могли пожениться.

— Не знаю, что и сказать.

— Можешь пока ничего не говорить. Все равно, чтобы все охватить, потребуется время, — Мэри протянула свой бокал. — Налей мне еще, пожалуйста.

Дуглас наполнил бокал.

— Собственно, мне следовало бы крикнуть: «Черт знает что такое!» — и заплясать вокруг тебя бесхитростный воинственный танец — пусть вышедший из моды и неоправданный — в ознаменование своих прав и в осуждение твоей непорядочности и твоей… распущенности! — Совсем ненамеренно это слово прозвучало у него обличительно.

— Но ведь ты, кажется, спал с Хильдой?

— Да. Но мы принимали меры.

— Я тоже принимала меры. Это случайность.

— Я не верю в такого рода случайности.

— То же самое и Майк говорит.

— К черту Майка… — Дуглас свирепо посмотрел на нее. — Имей в виду, я лично не собираюсь участвовать ни в каких ménage à trois [19] Брак втроем (франц.). . Если мы сойдемся, то жить в одном доме будем только ты и я. Доступ ему закрывать — или как там еще — не стану, но жить втроем отказываюсь.

— У меня тоже нет такого желания. — Мэри помолчала. — Я разговаривала с Хильдой.

— Это еще зачем?

— Я думала, что нам следует встретиться.

— Зачем?

— Чтобы поговорить.

— Ну и как?

— Ты по-прежнему спишь с ней?

— Нет.

Наступило долгое молчание.

— До чего же странно, — сказал Дуглас в конце концов, — что столько времени и энергии тратится на то, чтобы выяснить — кто с кем живет.

— Ты считаешь, что есть вещи поважней?

— Да.

— Возможно. Думать так очень удобно.

Дуглас вылил себе остатки вина: Мэри отрицательно замотала головой.

— Итак, после всего, что случилось, выходит, что прежний образ жизни был лучше. Один муж, одна жена, — сказал Дуглас.

— Мне кажется, да.

— Ты никогда не переставала мне нравиться. И тем более любить тебя я не переставал.

— Теперь я это знаю.

— Все это так просто. Вроде как самоубийство — простейший способ доказать наличие свободной воли. Я очень многого хотел. И думал, что грешно зевать, когда тебе предоставляется такой широкий выбор, — сказал Дуглас.

— Твой выбор не шире, чем был у твоего деда, — сказала Мэри. — Все это самообман.

— А как насчет возможностей?

— Улизнуть и он мог. И снять с себя ответственность тоже.

— Выходит, я всю жизнь заблуждался.

— По-моему, да, — осторожно сказала Мэри. — Когда-то я сказала, что уважаю тебя за это. Больше не уважаю. Существуют обязательства, право выбора не так уж важно.

— Что же мы с тобой теперь будем делать?

— Видишь ли… — Мэри перевела дух. — Мы с тобой ничего делать не будем. Нашей совместной жизни пришел конец. Я считаю, что по-своему весь прошедший год ты вел себя благородно. Я знала, что могу положиться на тебя в случае нужды и могу ждать от тебя помощи. При том, что ты жил отдельно, твое поведение было безупречно. Но наша дальнейшая совместная жизнь совершенно невозможна. Это исключено. Я бы не вынесла этого.

Дугласу понадобилось время, чтобы уяснить себе весь смысл сказанного. Наконец он кивнул.

— Майк?

— Думаю, что да. Надеюсь. Но я еще повременю. У меня совсем нет сил сейчас. Мне представляется возможность побыть одной и окрепнуть в одиночестве. Я хочу воспользоваться ею.

— Ты действительно думаешь, что все, что я говорил и пытался сделать весь прошлый год, было пустой тратой времени?

— Не пустой тратой, нет. Я уверена, что тут ты был совершенно искренен.

— Но заблуждался.

— Да. Кроме того, — Мэри тщательно подбирала слова, — все это имеет так мало отношения к жизни как таковой. Все эти твои заботы о том, что нужно быть честным и правдивым, преданным, что нужно верить в это, но никак не в то… и тому подобное. Жить — это значит довольствоваться тем, что тебе дано. И касается это вещей, которые, по-видимому, ничего общего не имеют с твоим «миропониманием». Таких вещей, например, как необходимость повесить в квартире полки, перепеленать ребенка или не пасовать перед трудностями. А главное, думать о других людях. Все это очень хорошо — носиться с чьей-то смертью. Однако тебе следовало иногда задумываться и над нашей жизнью.

— Никак не возразив тебе на это, я предам все, во что верю. Нет ничего проще, чем бить по тем, кто пытается выработать какое-то свое мировоззрение.

— Или спустить на землю человека очень уж занесшегося.