Джордж Микеш - Цица: Биография кошки

— Посмотрите на этот кавардак, — сказал я. — Неужели все грабители переворачивают дом вверх дном?

— Не знаю. Я в первый раз вижу ограбленную квартиру.

Я велел ему идти домой — мама, наверно, беспокоится. Ему давно уже пора бай-бай. На следующее утро ко мне пришел полицейский из уголовного розыска и сказал, что число квартирных краж катастрофически возросло. Черт знает что творится, с недовольным видом пробурчал он. Если бы на свете было больше честных людей, было бы меньше квартирных краж. Я кивнул в знак согласия и, в свою очередь, добавил, что, если бы нечестных людей было еще больше, больше было бы и квартирных краж. Полицейский задумался, выпил виски и задумчиво сказал: «Возможно…» (Я отчетливо услышал эти три точки.) Мы премило проболтали часа полтора, после чего он вскочил и сказал, что ему надо бежать осматривать другие ограбленные дома. Через полчаса явился эксперт по дактилоскопии, обошел в поисках отпечатков пальцев весь дом, ничего интересного не обнаружил, но заверил меня, что это совершенно неважно, есть отпечатки или нет.

На этом расследование было закончено, а я взялся прибирать квартиру. Через месяц-полтора грабители снова наведались ко мне в дом и забрали все, что не успели унести в прошлый раз. И разгром учинили почище прежнего. Опять повторился тот же спектакль с расследованием: пришел следователь из уголовного розыска и эксперт по дактилоскопии. Разница состояла лишь в том, что на этот раз первым на мой вызов явился такой старый полисмен, что мне пришлось усаживать его в кресло. Я уже был жертвой с опытом и знал, чего ожидать. Я сказал следователю, что, конечно, сочувствую перегруженности полиции, но не могу понять, зачем они тратят время на пустые формальности. Может быть, им удалось бы поймать больше взломщиков, если бы они меньше суетились. Не могу сказать, чтобы предложенная мной реформа была встречена с пониманием.

Приятель, квартиру которого обкрадывали несколько раз, сказал мне:

— Дело даже не в том, что мне жалко украденного — я возмущен вторжением в свое жилище. Противно думать, что чужие люди хозяйничали у меня в доме.

Я ответил, что я не так возмущен вторжением в свой дом, как мне жаль украденных вещей. Но, поскольку одно не происходит без другого, спорить об этом бессмысленно.

Из-за краж нарушился привычный ритм жизни Цицы. Я уже не смел оставлять окна приоткрытыми (хотя они закреплялись в этом положении и снаружи их открыть было невозможно), и Цица теперь не могла выходить и входить в дом, когда ей вздумается. Мне пришлось поставить охранную сигнализацию, и в полиции мне приказали оставлять у соседей набор из четырех ключей. Я отдал запасные ключи Бинки, и у меня не осталось ключей для Мэй, чтобы она могла приходить и кормить Цицу в мое отсутствие. Эта небольшая перемена сыграла, как впоследствии обнаружилось, роковую роль в жизни Цицы. И моей тоже.

— Удар по глазу и две кражи составляют законченную серию из трех несчастий, — говорили мне в утешение. — Теперь черная полоса закончится. Больше с тобой ничего плохого не случится.

Но вскоре у меня взорвался автомобиль (когда я находился внутри) и сгорел дотла. Тогда мои друзья решили, что две кражи надо было считать за одно несчастье, но теперь-то уж серия бедствий точно закончилась.

Вслед за этим произошло бедствие, гораздо более ужасное, чем все предыдущие. Но, возможно, оно принадлежало уже к следующей серии.

— Не знаю, — смущенно сказал Бинки.

— Ты не знаешь, где Цица?

— Нет. Она исчезла.

— Исчезла?

— Вы уехали в пятницу. А во вторник она исчезла. С тех пор ее никто не видел. Я ее везде искал. Как в воду канула.

Я положил трубку. Этот разговор состоялся в воскресенье 5 июня 1977 года. Я приехал домой в 5:45 и тут же позвонил Бинки.

В пятницу 13 мая (многие потом говорили, что если я отправляюсь в дорогу в пятницу, да еще тринадцатого числа, то я просто напрашиваюсь на беду) я уехал в Гамбург на конференцию ПЕН-клуба. Потом поехал в Швейцарию, затем вернулся в Германию, заехал в Австрию и, наконец, возвратился домой.

В Мюнхене я узнал, что в Будапеште только что умер мой добрый друг актер Б. В 1939–1940 годах мы жили с ним в Лондоне в одной квартире, порой умирая с голоду, а порой закатывая пиры, и в обоих случаях усердно бегая за женщинами. Нам тогда удалось с помощью Ноэла Коуорда продать пьесу Селзнику [2] Ноэл Коуорд (1899–1973) — английский актер, писатель и композитор. Филип Селзник (1919–2010) — американский продюсер, киномагнат, писатель. . Написал пьесу я, а Б. должен был играть в ней ведущую роль. Но тут началась война, и, поскольку я отказался ехать с ним в Соединенные Штаты (хотя визы были у нас обоих), он вернулся в Венгрию. Годы войны были для него трудным временем, но тем не менее он стал ведущим актером страны, вроде как венгерским Лоуренсом Оливье. У него была прелестная жена и двое детей, которых он очень любил. В общем он прожил счастливую жизнь. И теперь я узнал, что он умер от рака легких.

Так на меня обрушилось сразу два бедствия: умер Б. и исчезла Цица. Я уже писал, что у меня не было третьего комплекта ключей, которые я мог бы оставить Мэй, чтобы она приходила и кормила Цицу. Единственный комплект я отдал Бинки. Когда у меня установили охранную сигнализацию, он был зарегистрирован в полиции как лицо, имеющее право входить в мою квартиру. Менять это все на две недели не имело смысла. К тому же Мэй говорила, что Цица ее практически забыла. А Бинки кошка знала очень хорошо.

После двух ограблений я главным образом был озабочен тем, чтобы предотвратить третье. Меня утешала мысль, что Бинки будет приходить в дом два раза в день. Кроме того, мою входную дверь ему было видно из окна. И я совершенно не беспокоился о Цице. Я знал, что ей не понравится сидеть одной в квартире, но все же считал, что тут ей будет лучше, чем в питомнике, берущем животных на передержку. Главное для кошки — жить на своей территории, и, поскольку она будет дома и ее будут кормить, ничего с Цицей не случится.

Поначалу, узнав об ее исчезновении, я не слишком расстроился. У меня вообще замедленная реакция. Когда случается что-нибудь неожиданное и страшное (например, взрыв в машине), я сохраняю олимпийское спокойствие. Когда мне сообщают какое-нибудь особенно печальное известие, я только киваю головой. Смысл этого сообщения доходит до меня не сразу. Через несколько часов меня вдруг охватывает смертельная усталость, ноги и руки наливаются тяжестью. И только после этого появляется эмоциональная реакция — хотя все еще не адекватная происшедшему.

Что могло случиться с Цицей? Задавило машиной? Тогда кто-нибудь обязательно это видел бы или нашел бы ее труп. Украли? Я слышал о бандах, крадущих кошек на мех. А у Цицы такая блестящая и красивая черная шкурка, не без гордости подумал я. А может, у нее случился сердечный приступ? Опять же кто-нибудь нашел бы ее труп и известил меня. Цицу хорошо знали в нашей части Фулема.