Атанас Мандаджиев - Старт

— Понятное дело! То же мне — тренер! Зачем тогда его брали, этого тренера?!

Дико был уверен, что начальство обязательно прореагирует на его решение, и довольно быстро, — так и случилось. Во время первой же тренировки появился Цачев и еще от двери поманил Дико к себе:

— Товарищ Диков, можно вас на минутку?

Дико перешагнул через белую линию, и вместе с Цачевым они удалились в угол, сопровождаемые любопытными взглядами ребят. Цачев начал без предисловий.

— Не сердитесь на меня, но это разделение мне совсем не нравится. Я глубоко убежден в честности ваших намерений, но как бы вам это сказать… мне кажется, будет неправильно, если мы оставим в стороне столько людей только потому, что они не очень перспективны. Ну, сейчас у них не идут дела, но если с ними поработать, то через какое-то время… Ведь есть еще много возможностей, до соревнований далеко — почему не определить состав команды перед самыми играми? — Тут Цачев даже голос повысил: — Не будет ли ошибкой с нашей стороны отталкивать так много людей, которые хотят, хотят — понимаете, хотят! — заниматься спортом, а что может быть лучше этого?!

Дико выслушал секретаря внешне спокойно — он знал, что на него смотрят во все глаза, — но слова Цачева не могли не взволновать его, по сути, сейчас решалась судьба его работы здесь.

— Вы должны меня понять правильно, товарищ Цачев, — начал он тихо, но все больше и больше распаляясь. — Как я могу одновременно работать с двадцатью ребятами, если среди них многие отстают порядка на два-три от других? О ком я, по-вашему, должен думать, на кого обращать внимание прежде всего? Я пришел сюда с целью создать хорошую команду и верю, что мне это удастся, если, конечно, вы согласитесь со мной. Но если вы не дадите мне работать так, как я считаю нужным, тогда ничего не выйдет, честное слово — тогда я ничего не могу сделать!

Цачев, глядя в пол, по привычке одернул отвороты пальто. Когда он поднял голову, синие глаза были строги и серьезны.

— Думаю, что понял вас, — медленно промолвил он ровным голосом. — Но все-таки, по-моему, рано еще производить такие перемены. Ну, пусть мы немного потеряем в качестве, зато сохраним сердца молодых людей и сделаем баскетбол любимым видом спорта на нашей фабрике. А если поступим иначе…

— Я не совсем согласен с вами. Мы по-настоящему завоюем сердца рабочих, их уважение и любовь только в том случае, если создадим команду, которая добьется победы и встанет в один ряд с «Академиком», «Ударником», армейцами! А для этого вряд ли нужно и возможно работать со всеми желающими. Так я думаю. И я убежден, что если вы примете мое предложение, наша фабрика станет чем-то вроде малого баскетбольного центра!

— Не знаю, — тихо промолвил Цачев. — Это как-то очень необычно для нас. Просто у нас никогда не было такой ситуации, и мы раньше над этим не задумывались. — Цачев помолчал и с трудом произнес: — Хорошо, продолжайте пока заниматься с вашим… — (Он подчеркнул это слово особым, неприязненным тоном…) — составом, а мы еще вернемся к этому вопросу и поразмыслим…

…Домой секретарь пошел пешком. Было над чем поразмыслить: упорство тренера его озадачило. Да и впрямь, подумал ли он сам хоть раз серьезно над тем, почему игрок такого ранга, как Диков, мастер спорта, член национальной сборной, согласился заниматься с их скромнейшей командой? Чем объяснить его поступок? Неужто благородство и чувство гражданского долга? Мастер решает посвятить последние годы своей спортивной жизни маленькому фабричному коллективу — источнику, откуда черпает соки большой спорт. Куда как трогательно и красиво! А может, другое? Это лихорадочная нервозность, повышенная строгость, нетерпеливое желание бывшего игрока национальной сборной скорее сделать команду — не кроются ли за всеми этими фантастическими планами неудовлетворенные амбиции и оскорбленная гордость? Но что ему еще нужно — ведь он достиг всего, о чем можно мечтать?..

На вторую тренировку с новым составом начальство не явилось. Дико воспринял это как выражение своеобразного протеста против его решения. Что же будет дальше? Дико поделился своим беспокойством и сомнениями с мастером Дончо, — правда, попытался придать им легкую, даже беззаботную форму. Тот рассмеялся:

— Да не бойся ты, я — за тебя! Это Вачков с Шопом крутят. Так что плюй на все и работай, как решил!

Страхи были напрасны. Шли дни, но никто из начальства не выражал недовольства разделением команды. Видимо, оно, начальство то есть, по той или другой причине примирилось с новым положением. Но значит ли это, что руководители фабрики убедились в правильности решения, которое принял Дико? У него самого были основания предполагать, что дело обстоит совсем иначе, по крайней мере если иметь в виду Цачева. Секретарь уже не приходил регулярно на тренировки, как раньше, он был по-прежнему любезен и охотно беседовал с Дико, но в его поведении появилось нечто новое — он вообще избегал вмешиваться в дела команды.

Иногда обе группы сталкивались на площадке. Отвергнутые начали тренироваться под руководством Шопова — сначала с большой охотой, но постепенно чувство обиды, которое сплачивало их, потускнело и остыло, а на передний план вышла неспособность Шопова вести занятия и двигать команду вперед. Игроки стали ссориться, пропускать тренировки, а потом и вовсе перестали приходить. Дико тяжко было видеть полный развал второй команды, но он старался об этом не думать.

Однажды утром зазвонил телефон — это был Чоки:

— Товарищ Диков, у нас отняли зал! Говорят, на две недели. Вы, наверное, знаете, что драмкружок готовит представление, вот профком и отдал им наши часы, потому что им не хватает времени на репетиции… — Чоки говорил быстро, взахлеб, спешил высказать все. — Я позвонил вам, чтоб не удивлялись вечером… Вы, конечно, придете?

— Конечно, приду. Спасибо, Чоки. А… с Цачевым вы говорили? Он знает об этом?

— Не-нет, не говорили… А нужно?

— Нет, пока не стоит… Значит, две недели. Интересно, они не задавали себе вопрос, что будем делать мы эти две недели?

— Ну… Они считают, что мы можем… отдохнуть. До наших соревнований еще далеко, поэтому мы можем пропустить несколько тренировок… Дончо поругался с Райковым, а Райков сказал, что ничего изменить не может…

— Да… положение…

— А мы как расстроены… — Чоки подождал, может, тренер еще что-то скажет, но Дико молчал, и Чоки, промямлив что-то вроде «до вечера, товарищ Диков», повесил трубку.

Дико решил посоветоваться с отцом. Он вошел в кухню, Старик сидел за столом и пил чай. Дико и себе налил крепкого чая и присел рядом. Старик незаметно стал первым помощником Дико, без него уже немыслимы были тренировки, анализ работы, подсчеты, планы на будущее. Дико вкратце пересказал ему разговор с Чоки. Старик не торопился отвечать, думал, но Дико сразу заметил, что отцу есть что сказать.