Атанас Мандаджиев - Старт

Поздно! Все более поздно…

Он уже вне боли, смятый, прибитый…

Тяжелые снежные пласты завалили самые смелые, самые чистые его намерения и порывы.

Снежная пыль…

Ледяная громада тяжела, как надгробная плита.

Снег — мрамор.

Скульптор распрямляется. Он несет лавину на своих плечах.

Это его скульптура, о которой он всю жизнь мечтал. Еще немного — и он закончит ее. Еще несколько ударов. Еще несколько штрихов. Теперь он знает, где и как. Внезапное озарение. Как мало было нужно, чтобы достигнуть совершенства! Еще два-три штриха… Но без них она мертва.

Он распрямляется. Тяжко!..

Тяжелая каменная фигура проплывает над уличным движением. Ее несут Скульптор и его верный приятель, Мерзляк. Она словно бы оглядывается, ищет себе место на какой-нибудь площади или в городском саду. Ведь ее звучание зависит и от того, где ее установят. Но непременно на фоне неба. Впрочем, в большом городе неба совсем мало…

Прохожие в недоумении оглядываются. Эти двое, согнувшиеся, словно кариатиды, под тяжелым творением, представляют собой скульптурную группу, олицетворяющую терпение и упорство. Они ищут небо. Они что-то хотят дать миру. А мир не хочет.

— Куда это вы ее тащите?

— В Национальную галерею! — отвечает Мерзляк.

— Там такие не принимают! — вступает еще один прохожий.

— Завтра будут принимать! — снова настаивает Мерзляк.

Двое останавливаются, осторожно опускают свою ношу на тротуар. Это гипсовая отливка. А Скульптор воображал, будто несет свое каменное творение. И не эту статую, а ту, о которой мечтал. Ведь это всего лишь бледная, деформированная тень его мечты.

Двое присаживаются у края дороги, чтобы передохнуть. Вокруг теснятся зеваки.

Скульптор украдкой оглядывает фигуру — все надеется, поглядев повнимательнее, обнаружить в ней черты, о которых мечталось; определить, где и как нужно ее переработать. Он еще не знает, что прежде всего следует заглянуть вовнутрь себя — там требуется по чему-то постучать, что-то растрясти; и все это отразится на статуе.

— Я уже знаю, как все случилось! — на одном дыхании произносит друг.

— Осторожно! В древности того, кто приносил дурные вести, обезглавливали! — мрачно предупреждает ваятель.

Но Мерзляк его успокаивает:

— Для бессмертных нет плохих вестей!

— Все дороги ведут в вечность.

Но что нового может ему сообщить друг?

— Комиссия не приняла твою скульптуру на выставку. Она, мол, непонятная. Но кого из гениев признали при жизни?

— Пошли, унесем ее, а то идею украдут! — Скульптор произносит эти слова с ироническим смирением и ревниво глядит на статую.

А вдруг и вправду какой-нибудь обладатель более ловких пальцев воплотит в жизнь его мечту и ничего не останется — только глядеть!

И снова тяжесть на плечах.

Тяжко, тяжко…

Сладостная тяжесть. Созданная твоими руками. Твоими и больше ничьими на свете. На ней отпечатки твоих пальцев, твоей души. Но она раздавит тебя.

Сейчас, когда ты несешь ее, ты ее не видишь и можешь представлять себе. Вот она! Ускользавшая мечта, навеки схваченная в камне. В жиловатом мраморе снега. Снежная фактура — самая выразительная. Твое лицо — лучшее из того, что ты можешь оставить миру, единственное…

Резкие черты во льду. Замерший, замерзший плач.

Труд всей жизни. Лебединая песня.

Внутри лавины кружат излучения последних вспышек угасающих душ.

Мечта Скульптора передается Поэту и отражается в ненаписанном стихотворении.

Каменная фигура откликается словами.

Звучащее изваяние.

Твое лицо.

Когда ты родился, оно было гладким, словно круглый камешек с берегов бесконечной реки времени, обкатанный, обточенный.

И вот еще неопытная твоя рука долбит, и кует, и ваяет лицо твое, а камень тверд и неподатлив, как гранит.

И бесчисленными жилками перекрещивается в нем наследие далеких предков и толкает тебя идти по их линиям, повторять чьи-то черты.

Ты сам себе создатель и рушитель.

Каждый шаг влечет за собой то характерную морщинку, то тень вины, то новое выражение…

Мысль отражается ломаным лучом, пришедшим из глубины.

Боль и любовь своим медленным пламенем высекают твое лицо.

И вот он, твой облик, неподвластный даже смерти.

Тяжко, тяжко… Плечи сгибаются…

Двое приятелей собираются перейти улицу, но тут светофор меняет цвет. Останавливаются пешеходы…

— Стой, красный свет! — кричит Мерзляк.

Но Скульптор уже шагает и не хочет останавливаться.

— Искусство идет прямо на красный свет!

Оба пускаются напрямик.

Странноватая группка — двое молодых людей со статуей на плечах — пересекает дорогу в самой гуще движения, среди автомобилей, грузовиков, троллейбусов.

Стройный поток смешивается. Шоферы изо всех сил сигналят, хотя это запрещено. Одно нарушение вызывает серию других. Машина останавливается на полном ходу и словно бы принюхивается к обоим приятелям: что за птицы такие?

А пешеходы, ждавшие зеленого света, воспользовались случаем и смело шагают за каменной фигурой — она пролагает путь. Брод в моторизованной реке.

Милицейский свисток. Статуя освистана.

Пробка.

А скульптура невозмутимо движется вперед, и за ней — целое шествие радостных пешеходов.

Согнувшийся под тяжестью Скульптор воображает, как плыла бы над толпой людей и машин каменная фигура, нет, не эта, а та, которую он, мастер, мог бы изваять. Плыла бы горделивая, совершенная, чуждая суете и словно бы смеялась над всей этой автоматизированной спешкой. Каменная фигура — причудливые неземные формы.

Вот они уже на другом берегу и ставят ее на тротуар. С трудом распрямляются. Она гипсовая, недоконченная, далекая от совершенства. И творец ее оглядывает свое создание с печальной любовью.

А пешеходы, прошедшие благодаря ей, пренебрежительно поворачиваются к ней спиной и продолжают свой путь.

Глаза у светофора — белые.

Слепящая вечная белизна.

Хотя бы красный свет блеснул!

Он пойдет на красный свет! Он привык. Он рискнет. Он вывернется из-под колес двух встречных машин.

Он унесет на плечах свое творение.

Светится белое.

Белое свечение неодолимо.

Око смерти. Замершее движение. Оледенелость.

Лавина преграждает путь твоему завтрашнему созданию. Оно — в тебе. Истинное. Уже сегодняшнее.

Оно никогда не оживет.

Верни его назад, спаси его. Спустя мгновение тебя не станет. И оно исчезнет вместе с тобой. Твое бессмертие обречено на смерть.

Верни его, создай его в том единственном времени, которое еще принадлежит тебе: в прошлом!