Андре-Марсель Адамек - Хозяин черных садов

Вначале я приходил туда только по делу, всегда захватывая с собой заступ из острого железа, чтобы расшвыривать гадюк. Но после двойного предательства Мишеля я чувствую себя там лучше, чем на пастбищах с жирной травой или на плодородных пашнях. Часто я доезжаю на тракторе до холма Оллегард, затем пересекаю целину и достигаю старого пихтового леса в том месте, где открываются почерневшие скелеты моих елей среди колючего кустарника. Я выключаю мотор и слушаю ветер, свистящий в руинах. Иногда я вылезаю из трактора и пробираюсь сквозь густые заросли, шаря перед собой железной палкой. Старый фонтан шуршит в тишине шепотом мертвецов. Там, в этих местах, где было похоронено столько мечтаний, я вдруг ощущаю чье-то сочувственное и доброе присутствие. Застывший жест кузнеца просыпается, и мне кажется, я слышу, как молот звенит о наковальню. Двери поют на петлях, и звуки шагов отдаются в сердцевине камня.

Сколько их было, моих братьев черных садов, когда погасло дыхание их надежд? Три сотни, может быть, четыре? Чума, унесшая их, покрыла их тело бурбонами. Та же, что ведет меня среди них по извилистым змеиным тропинкам, разъедает мне медленно душу.

Мне не понадобилось много времени, чтобы понять, что я недооценила Лала. Наш пес-малютка, тщедушный вид которого вызывал жалость, не ждал, пока ему наступят на хвост. Живой, как мангуст, он крутился волчком и, приподнимая розовые губы, скалил свои острые, как сверла, зубки, без колебаний вонзая их наобум в запястье или лодыжку. Его первой жертвой стал агент телефонной службы, который пришел подключить наш аппарат: успокоенный благодушным видом собаки, он хотел потрепать ее по морде. У господина Зенона, пришедшего чинить нашу крышу, была, в свою очередь, прокушена штанина.

Этот шелудивый щенок был одарен к тому же замечательной способностью распознавания. По прошествии трех дней он различал без ошибки всех действующих лиц своей маленькой вселенной, где в качестве госпожи он выбрал Иоланду. Он не отставал от нее ни на шаг и, будучи совершенно крохотным, претендовал на то, чтобы ее защищать. Так, он начал сопровождать детей во время их прогулок и при малейшей опасности, словно куропатка, взлетевшая среди жнивья, кидался в ноги малышке, не давая ей идти вперед. Морис, которого этот избыток дружбы заставлял немного ревновать, утверждал, что Лала поступал так не столько, чтобы защитить Иоланду, сколько, чтобы самому найти защиту. На что Поль, возмущенный подобной клеветой, возражал, что, если бы Лала действительно искал защиты, он бы прятался за Иоланду, а не кидался бы перед ней. Этот обмен мнениями грозил перерасти в ссору, так как Поль от имени собаки требовал извинений. Призванный рассудить спор, Кантен объявил им, что Лала, бесспорно, не трус, поскольку рискнул вцепиться в огромного господина Зенона, когда тот позволил себе слишком резкий жест в присутствии малышки.

Это правда, что появление собаки изменило Иоланду. Вначале она забавлялась им, как плюшевой игрушкой, поднимая его то за хвост, то за ухо, и при этом щенок не только ни разу ее не укусил, но даже ни разу не зарычал в ответ. Не знаю отчего, оттого ли, что она услышала, как скулит Лала, или от ощущения его маленького трепещущего язычка на своей щеке, но она вдруг осознала жизнь, которая билась в ее руках. Впервые она смогла контролировать свои жесты и обнаружила некоторые навыки предосторожности.

Последние дни августа были самыми чудесными за лето. Дети отправлялись на длинные прогулки, после которых возвращались нагруженные новыми сокровищами. Легкий загар золотил их кожу и еще больше оттенял блеск их глаз. В то время как Лала, доведенный до изнеможения, сворачивался в комочек в кресле, они раскладывали свои находки на столе в кухне. Это была то едва порозовевшая ежевика, которую они, морщась, выплевывали, то круглые, как жемчужины, ягоды бузины, то еще зеленые орехи, которые они собирались «довести до зрелости» возле огня. Порой это бывало перо дикого голубя или лесной совы. Иногда мальчики завязывали вокруг талии Иоланды пояс из колокольчиков, что делало ее похожей на маленькую дриаду. Они неплохо изучили окрестности и простирали свое любопытство все дальше и дальше. Я попросила их только никогда не пересекать холм Оллегард по направлению к руинам, так как, со слов госпожи Рашель, эти малодоступные места были испещрены расщелинами и кишели гадюками.

Наша милая соседка однажды пришла ко мне, когда я старалась среди чертополоха и крапивы очертить границы старого огорода.

— Не пытайтесь выполоть все это, — сказала она. — Мой муж в октябре пройдется здесь хорошенько плугом. Это не займет у него и часа, а у вас будет земля, готовая для посадок.

— Это так любезно, госпожа Рашель. Я как раз думала о том, как я справлюсь с этими сорняками.

— Нужно помогать друг другу по-соседски, не правда ли? И к тому же мы так довольны вашим появлением здесь. Уже пятнадцать лет как умер поселок и не видно дыма, поднимающегося из труб. Для ваших овощей, вот увидите, это будет хорошая земля, но вам придется обнести их оградой из-за котов, которые выскребают семена. Если вы хотите, на святую Катерину я принесу вам черенки черной смородины и малины, из них получится славная изгородь. Жаль, но фруктовые деревья в этом году вам ничего не дадут, разве что несколько яблок. Это все из-за сильных заморозков, которые были в апреле. У нас-то фруктовые деревья укрыты с северной стороны, и, если вы захотите две-три корзины ранета и слив, вам стоит только попросить ваших ребятишек их собрать.

Жена Индейца, как прозвал ее Морис, больше к нам не приходила. Она предпочитала с нами заговаривать, когда мы были во дворе или в саду, чаще всего с тем чтобы предложить нам ту или иную услугу. Что касается самого Индейца, мы видели его редко: иногда он незаметно проходил вдоль стен своей несгибаемой походкой, иногда прокрадывался прямо за кабиной своего трактора, но при этом никогда не забывал нас издали робко поприветствовать.

Легкость, с которой они нас приняли, озадачила Кантена. Он провел часть своего детства в деревне и знал на собственном опыте традиционную закрытость сельских жителей.

— Я вот думаю, — поделился он со мной однажды вечером, — не жаждут ли они заполучить наши два гектара лугов под свои пастбища?

Он ошибался. Подобная просьба действительно последовала, но со стороны господина Зенона, когда он пришел чинить нашу крышу. Мы были тем более смущены своим вынужденным отказом, что он не только нас выручил, недорого запросив, но к тому же принес нам со своей фермы двух только что убитых кроликов. Мы сказали ему, что в мае собираемся на этой земле поставить на выпас пару осликов.