Иван Арсентьев - Преодоление

— Век инженеров-руководителей приходит к закату. Это понимает всякий, знающий толк в производстве.

— Ай-ай-ай! Вечная память нам, несчастным… — завздыхали хором мужчины.

— Вместо вас на первое место в хозяйстве, как и должно быть, выходят экономисты-организаторы.

— А нас куда? В курьеры?

— Ваши функции будут ограничены техникой и технологией.

— Зоя Тимофеевна, пожалуйста, просветите нас, тьму-тьмущую, растолкуйте, что она за существо полосатое, этот самый «организатор»?

— Оно — друг директора.

— У-у-у!.. А если это она?

— О-о-о!..

— Друг-то друг, но у всех есть обязанности, четко очерченные штатным расписанием.

— Друзья и обязанности… Что-то не очень согласуется.

— Почему? По обязанности даже мужья бывают…

Лана, метнув на собеседницу острый взгляд, сказала:

— А вопрос остался открытым.

Зоя усмехнулась.

— Отвечаю. Организатор, значит, добрый советник. Добрый! — подчеркнула она.

— Это что-то наподобие юрисконсульта? — подковырнул Зою муж.

— Похоже, но не одно и то же…

— Судя по тому, чему учат в институте, я не согласилась бы занять такую должность ни за какие золотые. Попробуй сунься со своими добрыми советами к такому, например, начальнику цеха… — кивнула Лана на Тараненко.

— Это точно, Светлана Александровна, — засмеялся Тараненко. — Советник, не наделенный властью, хуже бедного родственника. Все от него отмахиваются. И брось ты, Зоя, свои проповеди, — повернулся он к жене с досадой. — Мало мы внедряли всяких дурацких «новшеств», а после не знали, как от них избавиться? Помнишь, Станислав, как на Волжском угробили станочный парк?

— Это когда взяли оборудование «на социалистическую сохранность»? Помню, перестали выполнять регламентные работы и даже средний ремонт отменили. За год расколошматили все вдрызг!

— Тогда, говорят, даже самолеты и поезда отдавали пассажирам на «соцсохранность».

— Анекдот, но жизненный.

— И все-таки Земля вертится! — подала голос Зоя. — И все-таки «организатор» будет внедрен. Он просто нам необходим.

Увлеченные разговором, не заметили, когда вошел Хрулев с женой. Поскольку никто сигнала гонгом не подал, слова его, прозвучавшие от двери, явились неожиданностью.

— Организатор за рубежом — есть отец, сын и святой дух производства, един в трех лицах. Он экономист, юрист, и он же инженер. Ко всему еще и отличный коммерсант, тонко чувствующий конъюнктуру, инициативный перед конкурентами. Часто бывает, что он сам и хозяин либо держатель контрольного пакета акций. Это делец иной психологии, иного масштаба и других возможностей, чем мы. Каким же образом внедрить его, приспособить к нашим условиям? Ведь у отжившего, как утверждает Зоя Тимофеевна, свой век директора-инженера целый лес поучающих, направляющих и указующих перстов! Раньше министерством замыкалось, а нынче еще совнархоз. Наша инициатива, сметка и так далее замыкаются теперь на нас самих. У нас чересчур маленький мирок влияния. Мы, как в старой деревне, распоряжаемся лишь сыновьями, зятьями, снохами — теми, что в нашей избе. Так что вопрос с «организаторами» мне не кажется самым животрепещущим.

— Дорогие товарищи, — подал голос Ветлицкий, — самым животрепещущим вопросом, на мой взгляд и на данный час, является поедание того, что поставлено на столе. Прошу занять места.

Гости пришли в движение, размещаясь за столом по принципу «кому с кем хочется». Ветлицкий сел справа от Тамары Хрулевой, слева от него — Тараненко с Зоей, напротив — Лана. После сдержанно-хвалебных тостов в честь именинника, ибо он настойчиво просил обходиться без излишеств, Дерябина, привыкшего не к коньяку, а к другому напитку, бросило в пот. Он то и дело полировал свою блестящую лысину клетчатым платком. Бутылки быстро опорожнялись, застольные разговоры становились громче. Хозяин полез в холодильник за подкреплением. Через час-полтора затянули «Тополя, тополя…», а после песни пустились танцевать. Отменная танцорка Лана проявляла такую активность, что даже нежелавшие вскакивали с мест и выделывали ногами кренделя, раскачивались в быстром ритме, хлопали в ладоши. Глаза Ланы гордо сверкали, общее внимание делало ее еще красивее.

— Чем не пара нашему Станиславу? — сказала томно супруга Дерябина с многоопытной улыбкой в щелках глаз.

А музыка все быстрее, движения танцующих все стремительней. Над головами стремительно носились налетевшие на свет мотыльки, и никто из присутствующих не слышал звонка, кроме Круцкого, сидевшего степенно возле двери, ожидавшего этого звонка. Он вышел на лестничную площадку, там стоял возбужденно улыбающийся просто-Филя. Сказал что-то Круцкому, и тот тоже оживился, подвигал бровями, соображая, и махнул свояку, чтоб убирался. Вошел обратно в квартиру, шепнул походя что-то одному из гостей, и тот, отключившись от своей партнерши, подскользнул к главному инженеру. Обменялись несколькими словами. На лице гостя мучительное удивление. Коротко пошептался с супругой. Та ответила растерянно, похлопала насиненными веками, и оба направились к выходу, оттуда поманили незаметно еще одного гостя, а когда музыка оборвалась, Круцкий сказал громко:

— Выйдем покурим, товарищи!

Несколько человек подались на лестничную площадку, хотя Ветлицкий настойчиво предлагал курить в комнате. Вскоре кто-то из курцов вернулся, спросил у Ветлицкого озабоченно, где телефон, нужно срочно позвонить. Тот сказал со смехом:

— В ближайшем дежурном отделении милиции, поскольку ни один автомат в округе не работает.

Ни Ветлицкий, ни Хрулев не обратили внимания на странную суету, возникшую в квартире. После курящих на лестницу потянулись также некурящие и, поговорив между собой, незаметно исчезли. На лицах смущение, вопросительные взгляды, торопливые сборы. Хозяин спохватился, когда в квартире осталось человек пять. Завтра, разумеется, не выходной, но все же… Очень уж рано разбежались. Его недоумение разрешил Круцкий. Прислонившись плечом к стене и вертя машинально на пальце колечко с ключами, сообщил тоном комментатора:

— Из поступивших недавно сведений стало известно, что коллегия министерства отстранила Дмитрия Васильевича от руководства заводом за обнаруженные народным контролем приписки. Конечно, это не окончательно, как я понимаю. За Дмитрием Васильевичем остается право обжаловать в высших инстанциях…

— Какая нелепость! — воскликнул Тараненко, и лицо его враз огрубело от резко обозначившейся складки поперек лба. Круцкий продолжал:

— Мы здесь не посторонние и несем естественно… в известной степени ответственность за случившееся. Так сказать, в моральном аспекте…

— В мора-а-альном!.. — уставился Ветлицкий на комментатора. Тот развел руками, точно призывая в свидетели остальных: «Что, дескать, я могу сделать?»