Эдуард Лимонов - Подросток Савенко

— Ты же умный парень, Эдуард, остановись, пока не поздно, — продолжал капитан. — Мать говорит, что ты хочешь бросить школу. Не делай этого, это самая большая глупость, последствия которой скажутся на всей твоей жизни. Окончи десять классов, и ты сможешь поступить в Литературный институт имени Горького в Москве, будешь профессиональным поэтом, способности у тебя есть, нужно только учиться.

Эди ничего не сказал, он наблюдал, как одна муха пытается выебать вторую муху, но вторая муха, очевидно, не хотела ебаться с первой мухой и все время с досадливым жужжанием улетала.

Проследив за взглядом Эди-бэби, Зильберман покачал головой и продолжал:

— Посмотри даже на меня, — сказал Зильберман, поставив свою маленькую ступню в милицейском высоком сапоге на стул и покачивая ею.

Эди-бэби посмотрел на карликового Зильбермана с улыбкой.

— Я уже пожилой человек, — продолжал Зильберман, — и тем не менее продолжаю систематически заниматься самообразованием. Вот, — показал он на пачку журналов на своем столе, — читаю польские журналы. Зачем? Интересуюсь потому что жизнью и культурой…

Да, думает Эди, не очень много общего между ханыгой Славкой Цыганом и капитаном Зильберманом, но говорят они дословно одно и то же. Эди-бэби тоже кажется, что он немножко другой, чем все салтовские ребята, вернее, ему кажется, что до драки с Юркой Обеюком он был очень другой, очень отличался от ребят. Теперь он отличается, но не так.

Конечно, рассуждает Эди, то, что он видит сумасшедшую Тоньку голой в своих снах, веское свидетельство в пользу того, что он сумасшедший. Очень-очень сильное свидетельство. И то, что он занимается онанизмом, тоже не назовешь нормальным явлением. Эди-бэби стыдно даже вспоминать о своих тайнах, о слепленных пожелтевших листках календаря. Кроме этого, есть еще одна вещь, которую Эди относит в пользу довода, что он ненормальный, урод. Дело в том, что Эди-бэби никогда еще в своей жизни не ебался. Он мальчик, а не мужчина.

Никто из ребят, конечно, не знает, что он никогда не ебался, а то бы они над ним смеялись. На словах все салтовские ребята ебутся, но иногда Эди-бэби кажется, что, например, Витька Головашов тоже еще не ебался, как и он, Эди, и только стыдится признаться. Больше всех ебется в их классе Борька Хрушков, он на два года старше других ребят и давно уже бреется. Борька — пловец и чемпион области, если б не был он чемпионом, его бы давно из школы выгнали, учится он плохо. Но девочки любят Борьку, потому что он известный, его фотографии появляются в областных газетах круглый год, а один раз его, Борьки Хрушкова, лицо напечатала даже киевская «Правда Украины».

Доев салат, Эди возвращается на веранду за своими туфлями и желтой курткой. Одеваясь, он грустно думает, что все ребята считают, что он и Светка ебутся, а они нет, они только целуются и гладят друг друга. Несколько раз Эди пробовал стащить со Светки трусики, но она упирается, боится. Светка говорит Эди-бэби, что она никогда не ебалась, а Эди-бэби скрывает от Светки, что он еще не мужчина. Впрочем, жирный Адам из Светкиного дома утверждает, что Светка давно ебется, а Эди-дурак не знает этого. Эди не верит Адаму, потому что Адам когда-то ходил со Светкой, а Светка его бросила, потому что он скучный…

Однажды Эди даже специально напоил Светку, чтобы, как говорят ребята, «трахнуть» ее. Напившаяся Светка очень блевала, лежа на кровати родителей Сашки Тищенко, у которого они тогда гуляли. Эди-бэби только и успел нагнуть ее голову с кровати к полу, чтобы Светка не заблевала постель Сашкиных родителей. Когда Светка наконец проблевалась, Эди-бэби пришлось принести в спальню таз с водой и вымыть заблеванный Светкой пол, потому что сама Светка не могла встать и только мычала, когда Эди-бэби ее ругал.

Вымыв пол, Эди опять выключил свет и попытался трахнуть Светку. Может быть, он бы ее и трахнул, если бы не ее трусы. На Светке были черные трусики, сидевшие на ее кукольной попке очень плотно, Светка вся как кукла, у нее и рожица кукольная, и ее щеки кукольные, и у Светки большие ресницы куклы. Иногда Светка сама смеется над собой и, опрокидываясь назад, автоматически закрывает глаза и говорит механическим голосом: «Ма-ма!» или «Уа-уа!» Так вот, Эди-бэби тащил со Светки трусики изо всех сил, но трусики не снимались, а когда Эди хотел просто разорвать их на Светке, то не смог этого сделать, ибо трусики были из плотной черной ткани, блестевшей, как шелк, под лучом фонарного тюренского света, падающего из окна. Только провозившись с трусиками с полчаса, Эди наконец догадался, как их снять. Трусики просто застегивались на боку у Светки двумя пуговицами. Близорукий и неловкий Эди пуговиц не заметил.

Это ужасно, что Эди близорукий, хотя многие вещи в жизни он предпочел бы не видеть. Например, до четвертого класса, когда ему наконец насильно купили очки, он считал свою мать очень красивой. Но, надевши очки, он не только увидел в окно группу ребят, бьющих тогдашнего его приятеля, горбатенького Толика Переворачаева у них во дворе, на снегу, но также заметил с ужасом, что на лице у его матери есть морщины и на ее коже — поры, и от увиденного Эди-бэби стало грустно-прегрустно, и он снял очки, решив надевать их только для того, чтобы читать и писать, и только дома, но не в школе.

Трусики же со Светки Эди-бэби все-таки стащил, Светка пьяно пыталась противостоять его действиям, но не очень-то и могла, у нее не было сил. Она только несколько раз сказала пьяно-сонным голосом: «Нет! Нет! Ох, нет!» — и замерла уже без трусиков, платье ее из тафты Эди задрал вверх, и Светка только механически прикрыла рукой там, где у нее было отверстие, в которое Эди-бэби должен был вставить свой член.

Эди-бэби сдвинул Светкину руку и потрогал это место своей рукой. Место это, чуть припорошенное у Светки темно-рыжими волосками, было горячее. Отняв руку, Эди-бэби потрогал свой член. Он был холодный.

Член у него тогда так и не встал. Чего только Эди-бэби с ним не делал, дергал его и тянул, пытаясь сделать свой член твердым и сильным, но нет — член так и оставался мягкой резиновой трубкой. Эди-бэби даже вышел из спальни, правда, совсем ненадолго, только на минуту, посоветоваться с Сашкой Тищенко, потому что боялся, что кто-нибудь из ребят войдет в темную комнату с белеющим на кровати телом куклы-Светки и, как знать, может быть, у вошедшего член встанет на Светку.

Сашка Тищенко сказал, чтобы Эди подрочил. Но Эди и сам знал, что нужно подергать член рукой, именно этим он и занимался последние полчаса в спальне Сашкиных родителей, отвернувшись от Светки и ее бедер и живота.

Потом Светка очнулась, а Эди-бэби стал думать о том, каким способом он покончит с собой. Потому что пережить такой позор, такое ужасное унижение его мужского достоинства он не мог.