Михаил Попов - Последнее дело[неполный текст]

В глазу мистера Блэкклинера сверкнула самая настоящая слеза. Рука потянулась к бокалу, но была с мягкой решительностью перехвачена рукой Холмса.

— Кто еще, кроме вас четверых, на момент смерти находился в доме?

Мистер Блэкклинер шмыгнул носом, овладевая собой:

— Постоянно жила при нем мисс Линдсей. Впрочем, не при нем, это я преувеличил. Она дальняя родственница нашей матушки, попала к нам в дом в возрасте уже примерно четырнадцати лет. У нас не было принято об этом говорить, но предполагаю, Элизабет пришлось много претерпеть. Теперь это привлекательная девушка. Весьма и весьма привлекательная. Три года назад, когда я в последний раз навещал Веберли-Хаус, она была еще ребенком, настоящим ребенком. По манерам, по взглядам на жизнь. И поверьте, я не хвастаюсь, она увлеклась мною, еще довольно молодым, бравым офицером. По понятным причинам роман между нами был невозможен. Она писала мне. Я уехал. Теперь же у меня открылись глаза, джентльмены. Какая красавица! И тут же в моем сердце вспыхнула ревность, я-то уж знал характер отца. В старости он только усугубился. Не мог он оставить без внимания такой цветок, растущий в собственном саду.

— Хорошего же вы мнения о своем отце! — не удержался доктор.

— О, поверьте, таким подозрением его образ не оскорбишь. Грязное, сладострастное животное — вот его самая мягкая характеристика.

— Что же вы предприняли?

— Что я мог предпринять, мистер Холмс! Ревность сжигала меня. Я попытался поговорить с Элизабет, уповая на наши старинные, пусть и вполне эфемерные, отношения. У меня ничего не получилось, она была молчаливее камня. Я бродил по дому, пил в одиночестве.

— Понятно. Что же привело в Веберли-Хаус вашего среднего брата Гарри? Ведь он тоже, насколько я понял, не жаловал семейное гнездышко.

Сэр Эндрю оторвал взгляд от полуопустошенного бокала и вздохнул.

— Думаю, всему виной деньги. Он скрытен, мой брат Гарри. Но не может скрыть того, что презирает меня как натуру пошлую и крикливую. Считает меня ничтожеством. Но я сумел кое-что разведать о его трудностях. Будучи сверхъестественно щепетилен в своих делах, он умудрился попасть в жесточайшую финансовую зависимость. Причем от дамы. Ему требовались две с половиной тысячи фунтов на проведение какого-то очень важного опыта. Опыт этот, который прославил бы Гарри среди всех европейских физиков, должен был увенчаться грандиозным успехом. А может, и химиков. Но опыт не совсем получился. или даже совсем не получился. Дама, дававшая деньги, влюблена в Гарри до безумия, но одновременно и очень деликатно. Она, конечно, ни за что не хочет принять эти деньги обратно. Гарри же убежден, что должен их вернуть во что бы то ни стало. Денег у него нет, потому что нет славы. Есть один способ списать долг — жениться. Но это невозможно. Даму он не любит. К тому же думает, что деньги она ему давала не из любви к нему, а из любви к науке. Он боится, что рухнет образ кристально честного и чистого Гарри, великого ученого.

— А у покойного были такие деньги?

— Да, мистер Холмс, были. Ровно три тысячи фунтов. Более того, как раз в такую сумму исчислялась доля наследства нашего Гарри, по завещанию нашей матушки. Я свою долю давно спустил. Гарри прежде своей доли не требовал, по все тем же щепетильным соображениям. А тут, видимо, поборол гордыню и явился за деньгами. Но выяснилось, что отец давно уже все пустил по ветру, и его долю, и долю Тони, не говоря уж о том, что причиталось лично ему. Остались три тысячи, но они были обещаны мисс Линдсей за согласие выйти за старика замуж. Она же не спешила с этим согласием, равно как и с отказом, чем разрывала мое сердце. Что-то она выгадывала и взвешивала. Куда-то девался весь ее прежний романтизм, на его месте обнаружился весьма твердый и зрелый характер.

Холмс не торопясь отрезал кусок ростбифа.

Сэр Эндрю вытирал обильно выступивший пот.

Ватсон сурово заметил:

— Если исходить из рассказанного вами, то и у вас, и у вашего брата Гарри были весомые основания убить мистера Блэкклинера.

Отставной офицер грубо скомкал платок и резко приблизил лоснящееся лицо к щеке доктора.

— Вы правы, сэр, были. Скажу больше, не раз в моих горячечных видениях такая возможность соблазнительно рисовалась мне. Но я ни на секунду не рассматривал ее как реальную! Верьте мне, джентльмены, верьте мне!

Сыщик тщательно прожевал кусок мяса, потом так же тщательно промокнул губы салфеткой:

— А что вы скажете о вашем третьем брате?

— Тони? В смысле годится ли Тони в убийцы? Просто смешно! Мне даже немного стыдно слышать от вас подобный вопрос, мистер Холмс.

— Тем не менее расскажите, почему ваш младший брат внезапно приехал из своей церковной школы. Ведь он приехал внезапно?

— Нет. Хотя и посреди семестра, но не внезапно. Отец прекратил платить за его обучение.

— Из скупости?

Сэр Эндрю вздохнул; чувствовалось, что он не любит прижимистых людей.

— Отец был скуп, но не до такой степени. На свои грязные развлечения он тратил деньги без счета. На выпивку, на подарки прачкам и забеременевшим крестьянкам. Я думаю, ему перестало нравиться то, как глубоко Тони увлекся богословием. Отец, надо вам заметить, считал все священническое племя ханжами, готовыми ради денег на любой обман. А тут у Тони появился духовный какой-то покровитель, отец Копстол, вы, верно, слышали о нем. Тони все более и более подпадал под его влияние. Причем, насколько я понял, влияние это было не совсем обычное. Отец Копстол и не протестант, и не католик. Затеял что-то вроде собственной церкви. Тони решил присоединиться к ней, порвать с миром и всякое такое.

— Мистер Блэкклинер был против?

— Он и в школу не хотел его посылать, это матушка настояла. А тут он почувствовал, что теряет Тони. Он был к нему по-своему привязан, ценил его чистое сердце. Кажется, Тони тоже испытывал к отцу странную нежность. Не то что мы с Гарри.

— Одним словом, вы не допускаете даже мысли, что ваш младший брат мог поднять руку на вашего отца.

Сэр Эндрю решительно замотал головой:

— Нет, нет и нет. Должны же быть какие-то безусловные ценности в нашем сумасшедшем мире! Человек с такой душой, как у Тони, не способен обидеть даже неодушевленный предмет, не то что отца. Их ведь даже звали одинаково, вы заметили?

— А что еще известно об этом Копстоле? — поинтересовался Ватсон.

— Довольно популярный деятель англокатолического движения. Можно сказать, скандально известный. Проповедник полнейшего бессребреничества и особых моральных строгостей. У него несколько сотен последователей.

— Видимо, молодой Энтони один из них, — предположил Холмс.

Сэр Эндрю сделал хороший глоток джина:

— Да, мистер Холмс, именно так.