Марта Кристенсен - Башня на краю света

Через сад, окружающий дом «Память об Андреасе», бежит ручеек. Он стекает с гор, струится по зеленому царству лугов, а добежав до сада, сначала скрывается в густых зарослях красной смородины, но затем вновь показывается — вот в этом-то месте Дедушка Проспер и устроил свою утиную запруду.

Утиную запруду Дедушки Проспера отгородили от сада высоким забором, «чтоб не видеть всей этой пачкотни…».

Дедушка Проспер приходится Маме дядей по отцу. Он малорослый, почти что карлик, но при том у него пышные седые усы. Выглядит он вообще довольно комично, ибо вдобавок ко всему носит дымчатые очки и почти всегда ходит в высоких резиновых сапогах.

Лоб у Дедушки Проспера изрезан длинными морщинами, как у человека, которому много приходится думать, но все его думы только об одном: об утиной запруде да об утках.

— Бедный Дедушка Проспер, жалко его. Ты уж, пожалуйста, будь с ним поласковее и не вздумай над ним смеяться.

У Дедушки Проспера есть «мастерская» в подвале дома «Память об Андреасе», там стоит стол, заваленный разноцветными бумажными обрезками и заставленный баночками с клеем, а на стене висит фотография старика с бакенбардами — это отец Дедушки Проспера, «Старый Рёмер», твой прадед. Взгляд у Старого Рёмера жесткий, но в то же время он словно бы втайне потешается над своим немыслимым сыном по имени Проспер.

Дедушка Проспер любит кормить своих уток. Станет у запруды с хлебным мешком и принимается их скликать, называя каждую по имени — у него все утки имеют имена: Крякушка и Брякушка, Малена Большая, Малена Старая и Малена Крохотуля, Утик, Мутик и Хохлатик — и как уж их там еще зовут. Утки подплывают и смотрят на Дедушку Проспера одним глазом, повернув голову набок и учтиво кланяясь.

В прачечном подвале есть большая раковина с проточной водой, в ней плавают желтые утята Дедушки Проспера, которые еще недостаточно подросли, чтобы можно было выпустить их в запруду, где их подстерегает здоровенный котище «Сортирный Фредрик» (так Дедушка Проспер окрестил этого прожорливого ворюгу — кота, умеющего и плавать, и нырять). К утятам Дедушка Проспер питает особую нежность, просто души в них не чает, для них он часто играет на своей цветастой глиняной флейточке — окарине.

Яйца, снесенные утками Дедушки Проспера, берут на кухню и варят их либо жарят яичницу — для него самого, потому что больше никто не любит утиные яйца. Но часть яиц он выдувает, а потом обклеивает цветными и золотистыми бумажными полосками или же вырезанными из бумаги фигурками и вешает на стену, чтобы использовать как подарки ко дню рождения либо просто как «памятные презенты».

В погожие вечера Дедушка Проспер усаживается возле утиной запруды в плетеное кресло и раскуривает свой длинный чубук. Одет он при этом в шлафрок и ермолку, на ногах вместо резиновых сапог вышитые домашние туфли, и он сидит, «наслаждается жизнью». А по временам он листает старинную детскую книжку с картинками под названием «Большой Бастиан» и тогда тихонько клохчет в усы, попыхивая табачным дымом, — наслаждается жизнью и чувствует себя на седьмом небе.

А как же Бабушка — она тоже относится к недоумкам? Может, да, а может, и нет.

— Бабушка такая наивная.

— Что значит наивная?

Мама, которая гладит белье, на миг застывает в раздумье.

— Наивная? Ну, это когда человек считает, что все вокруг хорошие и добрые. И когда он сам слишком добрый. И позволяет другим водить себя за нос.

Мама и Тетя Нанна продолжают обсуждать друг с другом, как бедная Бабушка «всю жизнь позволяла водить себя за нос».

А ты краем уха слушаешь их разговор, возясь со своей игрушечной шхуной «Кристиной»: у нее отскочила дощечка с названием, и ты пытаешься приклеить ее птичьим клеем, взятым у Дедушки Проспера. Отдельные необычные выражения застревают у тебя в памяти, и потом ты все время возвращаешься к ним, раздумывая над их смыслом.

Твой дед по материнской линии, которого звали, как тебя, Амальдом, — этот самый дед был «порядочный щеголь», И «вертопрах». И «кутила». А бедняжка Ханс, к несчастью, уродился в него. И вдобавок он был «волокита», «юбочник» (тут ты навострил уши!).

— Да-да, Нанна, это так. Он за первой встречной юбкой волочился. А мама, разумеется, ни о чем не догадывалась. Продолжала его боготворить. Да и не она одна, кстати сказать. В нем было обаяние. Отца все всегда боготворили. Так же, между прочим, как теперь Ханса!

Итак, твоя Бабушка наивная (чудесное новое слово, хотя, пожалуй, чуточку грустное!) и «позволяет водить себя за нос».

Бабушка — маленькая и худенькая, очень близорукая, но когда она усаживается за фортепьяно и тонкие пальчики ее начинают бегать по клавишам, то просто невероятно, какие чудесные звуки извлекает она из громоздкого инструмента и как она, глядя через свои очки, ухитряется разобраться во всех этих черных кружочках, удивительных вилочках и шпильках, которыми испещрены старенькие нотные листы.

(В ту пору ты еще не знал, что твоя Бабушка получила серьезное музыкальное образование у себя на родине, в Копенгагене, и что ей в свое время прочили «музыкальную карьеру».)

По субботним вечерам к Бабушке часто приходят Дядя Ханс и его друзья, и они вместе поют и музицируют. А иногда, кроме них, приходят Перевозчик со своей трубой и двое его сыновей со своими скрипками, да еще Платен со своей виолончелью. Это бывает, когда они готовятся к концерту в фабричном зале. На закрытой веранде дома «Память об Андреасе» собирается многочисленное пестрое общество. Сюда же приходят разучивать свои партии мужской хор пастора Эвальдсена и женский хор Дяди Ханса «Идун».

Тогда Бабушка по-настоящему «расправляет крылья», но при этом нередко до того устает, что в перерывах валится в кресло-качалку полумертвая и, чтобы привести себя в чувство, нюхает свой флакончик с ароматическими снадобьями.

Тихонько покачиваясь, она впадает в забытье, но мгновение спустя уже на ногах, глаза за очками блестят, и снова она недоумок среди других недоумков.

За круглой откидной доской стоящего в столовой бюро прячется Бабушкин кукольный театр. Это работа ее отца. Он был трубач в Королевском Театре в Копенгагене, и его миниатюрный, изящно раскрашенный и позолоченный макет «как две капли воды похож на Королевский Театр». А расставленные по сцене разноцветные картонные фигурки — это всё известные актеры и актрисы, которых Бабушка в детстве и в юности не раз видела и о которых она может рассказывать без конца: Фру Хайберг, Фистер, Анна Левинсен, Хероль — и как уж их там всех звали.

Кукольный театр — это сокровище, до которого никому не разрешается дотрагиваться, но можно сколько угодно рассматривать его и слушать Бабушкины рассказы о том, кого изображают фигурки на сцене и что они делают. Если это опера, Бабушка играет на фортепьяно и надтреснутым, но прочувствованным голосом исполняет арии и речитативы.