Марта Кристенсен - Башня на краю света

Пребен подсел к нему.

— Официант, одно пиво джентльмену! — крикнул Петер. — Что, вышел на охоту? — спросил он, когда пиво было подано. — Твое здоровье, старый каторжник! — Лицо у него слегка покраснело, и говорил он довольно громко.

— Твое здоровье, — отозвался Пребен.

— А может быть, ты вышел просто выпить субботнюю бутылочку пива? — спросил Петер.

— В общем-то, да.

— А может быть, ты ищешь женщину?

— Нет-нет! — испуганно воскликнул Пребен.

— Это меня радует. Держись подальше от женщин, счастья они тебе не принесут. Мой добрый отец любил повторять… Впрочем, какого дьявола! Тебя не касается, что говорил мой отец!

Пребен промолчал.

— Ведь не касается? — спросил Петер.

— Нет-нет, конечно нет.

— Ну и хватит меня выспрашивать!

— Я тебя и не выспрашивал.

— Вот как! Ну конечно, тебе ведь все равно, что говорил мой отец. Ты даже считаешь себя, наверное, умнее его, так ведь?

— Ты много пива выпил? — спросил Пребен.

— Слишком много, если учесть, что я его терпеть не могу. А ты его любишь?

— В общем-то, да, напиток довольно приятный.

— Ну ладно, допивай свой стакан, и пошли отсюда.

— Это еще почему?

— Нам здесь надоело. Скучно тут. Могли бы пойти ко мне, я тут в двух шагах живу.

Пребен попытался залпом допить свой стакан.

— Кроме того, у меня дома есть бутылка, — добавил Петер.

— Смотри, какой миленький вокзал получается! — Тове подняла картонный вокзал, чтобы показать его Эрику.

— Великолепно, — сказал тот с видом знатока. — Он здорово украсит наш город.

— Нужно клеить дома каждый день, — сказала Тове. — Тогда постепенно у нас получится настоящий большой город.

— Не каждый день, а только по субботам и воскресеньям. По будням я ведь буду заниматься.

— Ну, так мы скоро не кончим…

— Да-а-а. А что, если занятия на это время отложить?

— Ну конечно! Неделей раньше, неделей позже — не играет роли.

— Абсолютно никакой. Если начать заниматься сейчас, то я ведь все равно буду думать о незаконченном городе, а от такого ученья толку чуть.

— Нет-нет, это было бы просто глупостью.

— Еще какой глупостью! — сказал он.

Петер и Пребен остановились, тяжело дыша.

— Высоковато, но мы уже пришли. — Петер вставил ключ в скважину.

Едва он открыл дверь, как из мрака к ним метнулась какая-то темная, неясная тень. Пребен в страхе попятился, но потом разглядел — это был эрдельтерьер, который в восторге набросился на Петера.

— Не бойся, — сказал Петер. — Это всего-навсего Трина.

— У тебя есть собака? — удивленно спросил Пребен.

Петер кивнул. Он зажег свет в комнате и пригласил Пребена войти.

— Балда! — послышался внезапно резкий голос из глубины комнаты.

Пребен снова вздрогнул. Но, обернувшись, обнаружил всего лишь попугая в большой клетке.

— Видишь ли, я друг животных. — Петер пощекотал Трине затылок. — Ну ладно, падай где-нибудь, сейчас получишь стакан молока.

Пребен сел и огляделся. Мансардная комната с косыми стенами, но порядка и уюта здесь было больше, чем он ожидал встретить. У стены стояло пианино.

Петер подошел к клетке и всунул палец между прутьями.

— Ну что, Якоб, как дела? — спросил он.

— Балда, — ответил Якоб.

— Ты не в духе, старик?

— Заткнись, — недружелюбно сказал Якоб.

— Так-так, где-то тут у нас был лимонад. — Петер открыл шкаф и вынул оттуда бутылку, две рюмки и чашку.

— А чашка зачем? — удивленно спросил Пребен.

— Для Якоба. Он пьет как папа римский. — Петер налил рюмки, затем плеснул вина в чашку, открыл дверцу клетки и осторожно поставил чашку на дно.

— Прошу, старый алкоголик! — сказал он.

Пребен смотрел со смешанным чувством удивления и ужаса, как попугай сполз со своего насеста и, в несколько прыжков подскочив к чашке, начал глотать вино.

— Оно ему, что, в самом деле нравится? — спросил он, пораженный.

— Так он, во всяком случае, утверждает.

Пребен вдруг почувствовал себя чертовски хорошо.

— Твое здоровье! — Петер поднял рюмку. — Ну что, нравится тебе, как я живу?

— У тебя очень, очень уютно. — Пребен сделал глоток, а Петер выпил рюмку до дна и снова ее наполнил.

— Собственно, это — складское помещение, — разъяснил Петер. — Я снял его у фирмы, что на первом этаже. Оно ей пока не нужно и, я надеюсь, не скоро понадобится, иначе меня отсюда вышвырнут.

— Ты что, играешь? — Пребен кивнул на пианино.

— А это кто как считает.

— Сыграй что-нибудь, я очень люблю музыку.

— Позже, сперва немного выпьем. — Петер наполнил рюмки, подошел к клетке и налил Якобу.

— Старина! — заорал попугай, хлопая глазами. Он явно захмелел.

Сквозь громогласную беседу прорезался телефонный звонок. К аппарату подошел Хойструп.

— Алло! Что вы говорите? Я ничего не слышу, тут такой гвалт стоит. — И он замахал рукой, чтобы утихомирить гостей. — Алло! В чем дело? Шум? Какой шум? Мы шумим… ничего не понимаю. Хорошо, мы закроем окно.

Он опустил трубку, подошел к окну и закрыл его.

— Полиция, — объяснил он. — Им пожаловались, что мы шумим.

— А кто шумит? И кто, черт побери, пожаловался, что мы шумим?

— Это мумии, — сказал Аллерхольм.

Утомившиеся гости разместились кто где, на стульях и диванах, чтобы немного отдохнуть после сложной игры в шарады.

— Ну, чем теперь займемся? — крикнула Римса.

— Сама что-нибудь придумай. — Гости несколько устали.

— Выдай что-нибудь из своих номеров, Аксель, — крикнула Римса Акселю. — Он такой комик, — объяснила она.

— Верно! Ну-ка, Аксель, изобрази! — Большинство гостей обрадовались развлечению, не требовавшему от них никаких усилий.

— А что именно? — спросил тот.

— Изобрази крестьянина, — орала Римса. — Это у тебя здорово выходит.

— Имя-то наше — Пэсен из Смёрумовре, — промямлил Аксель. Сие должно было представлять народную речь.

— Ха-ха-ха! — залилась Римса, слышавшая этот номер в пятидесятый раз.

— А пришел в город, значит, чего — повеселиться тоже надо чуток, верно — нет? — продолжал Аксель.

— Ну не чудо ли он! — стонала Римса. — Ему бы в артисты пойти!

Музыку, заполнившую комнату, с одинаковым удовольствием слушали Пребен, Трина и Якоб.

— Что это было? — спросил Пребен, когда Петер кончил.

— Шопен. Тебе нравится?

— Очень! Сыграй еще что-нибудь.

Петер начал «Полонез Ля-бемоль мажор», но, дойдя до середины, внезапно оборвал игру и встал из-за пианино.

— Боже мой! — воскликнул он. — Какое кощунство!

— В чем кощунство?

— В том, что я играю Шопена. Такой дилетант!

— А я считаю, ты замечательно играешь.

— Это потому, что ты ничего не понимаешь в музыке. На самом деле я совсем не умею играть. — Петер подошел к клетке Якоба, отпер дверцу, просунул туда руку и погладил Якоба, бродившего по ее дну в сильном опьянении.