Ивайло Петров - Облава на волков

После него я стал главарем шайки, и мы по-прежнему действовали по обе стороны границы. В шайку входило всего пять человек, и чтоб нам не отказывались помогать, мы распустили слух, будто работаем на Карадемирева. Полиция выловила кое-кого из его людей, но самого задержать не сумела, и он снова наводил страх в округе. Сентябрьское восстание [10] Имеется в виду антифашистское сентябрьское восстание 1923 г. было подавлено, времена пришли еще более смутные, много было всякого недовольства. Карадемирев внушал людям, будто борется против правительства Цанкова [11] Правительство Александра Цанкова пришло в Болгарии к власти в результате фашистского переворота 9 июня 1923 г. , и многие коммунисты и члены Земледельческого союза стали его помощниками. Были у него помощники и в Румынии, так что он и там действовал свободно. Считая, что мы — его люди, нас тоже укрывали, указывали на сельских богатеев, сообщали, где сколько полиции.

Однажды мы решили ограбить старосту села Эничешме, куцовлаха по народности, богача и страшного мерзавца. Он истязал болгар, обирал их и силком заставлял признать себя румынами. Таких в Добрудже было много, наши помощники и связные давали нам знать, где какое совершено преступление и кто его совершил. Случалось, что людей избивали и убивали, случалось, сажали в тюрьму. А то был такой случай. Лошади одного нашего болгарина зашли на поле румына и маленько потоптали его с краю. Тот — за ружье и обеих лошадей застрелил на месте. Мы заявились к нему на то же поле во время жатвы. К вечеру его жена ушла в село, он остался пасти лошадей. Мы заткнули ему рот платком и повесили на груше вверх ногами. Потом прирезали его лошадей и подожгли пшеницу. Все угодья колонистов были в одном месте, и озимые, и яровые рядом, и называлось — кадастр. Пшеница сгорела до последнего колоска, а тот так и провисел на груше. Когда его сняли, живой был, но обгоревший.

Еще как-то мы узнали, что сборщик налогов в одном селе изнасиловал болгарскую девушку, потому что она пела песню Стефана Караджи [12] Стефан Караджа (1840—1868) — герой борьбы за освобождение Болгарии от османского ига. . «Говорит Караджа Русанке» — есть такая песня. Девушка покончила с собой, утопилась в колодце. И надо ж так сойтись — девушка оказалась племянницей одного из наших. Желё его звали, он несколько лет назад от румын сбежал. Тут он заполыхал весь, видим — не удержать. «Если вы со мной не пойдете, — говорит, — я сам с этим мерзавцем рассчитаюсь». Ну, мы ночью выступили и пришли в его село. Зашли к Желё в дом, поговорили с его матерью и отцом, поели, отдохнули. Нам сказали, что сборщика налогов по ночам охраняют жандармы. Хозяева дома, в котором он живет, бежали в Болгарию. Желё знал этот дом как свой, потому что мальчонкой играл с детьми бывших хозяев и часто оставался у них ночевать. Ночь была светлая, без луны правда, но все небо в звездах. На первом этаже светилось окно, там спал караул. Надо было управляться тихо, без выстрела, потому что село было большое и жандармов в нем стояло человек двадцать. Сборщик налогов был неженатый, ему прислуживала старая женщина, она и спала в доме. Ясно было, что сборщик запирается изнутри и у него есть оружие, так что, когда мы его пугнем, он будет стрелять и звать на помощь. Мы прихватили с собой и полбидона керосину, на тот случай, чтоб если не доберемся до самого сборщика, хоть дом его поджечь.

В полночь мы подошли к его дому и залегли у ограды. Часового не видно, не видно и людей в окне первого этажа. Так мы пролежали около часа. С темной террасы вышел часовой, потоптался и вошел в освещенную комнату. Желё и еще один вскочили — и прямо на то место, откуда показался часовой. Там стояла табуретка, и часовой сидел на ней. Через несколько минут он вернулся. Тот ли самый или его сменщик, мы не поняли. Дошел до места и упал как подкошенный, охнуть не успел. Тогда мы втроем кинулись в караульное помещение. Там было два человека, один из них спал в кровати, лежа на спине. Второй не успел открыть рот, как я приставил револьвер к его груди. Мы заткнули ему рот, связали руки и уложили ничком. Другой все спал. Что за человек такой — то ли устал до смерти, то ли пьяный, но спит как убитый и не шевелится. Проснулся только, когда мы его перевернули лицом вниз. Прошло уже много времени, или мне так показалось, но сверху не слышно никакого шума, и Желё не возвращается. Я послал одного, чтоб он посмотрел, что там делается, но он тоже не вернулся. Делчо сторожил во дворе. Я остался в караулке один и стал думать, уж не устроил ли кто наверху засаду и не хватает ли он моих людей по одному. Еще я боялся, как бы не пришел начальник караула. Если смену караула производит начальник, как у нас, придется стрелять. А те двое лежат ничком, рты заткнуты, да я и румынского не знаю, никак их не спросишь.

Наконец мои люди спустились сверху и дали знак, что можно идти. Только когда мы уже вышли из села, спохватились, что не взяли оружие караула, и страшная нас взяла досада. День провели в лесу, и Желё рассказал, как он прикончил сборщика. Сначала он толкнулся в дверь средней комнаты — не заперто. Посветил карманным фонариком — на лежанке спит женщина. Верно оттого, что снаружи стерег часовой, она не запиралась. Желё схватил ее за горло и спросил, в какой комнате спит сборщик. Женщина, горемычная, выпучила глаза, едва дышит. «Отпусти, задушишь», — шепнул ему один из наших. Он отпустил, и женщина показала ему на дверцы платяного шкафа, встроенного. Желё много раз туда залезал и знал, что из шкафа дверка ведет в большую комнату.

Румыны отомстили за сборщика налогов. Убили человек десять из того села и еще столько же из окрестных. Об этих убийствах писали в газетах, наше правительство заявило протест румынскому. Были, кроме нашего, и другие отряды, которые проникали в Добруджу и карали за издевательства над болгарами. Все смешалось, не понять было, кто с кем, кто за кого. Как-то ночью собирались мы перейти границу и напоролись на засаду. Залегли, приготовились стрелять. Решили так: была не была, если это румыны, будем пробиваться с боем. А бывали и такие случаи, когда жандармы устраивали засады и брали с собой болгар, чтоб нас заманивать. Ну я кричу: «Вы кто?» — «Болгары, а вы?» — «И мы, — говорю, — болгары, пусть один из вас подойдет к нам». Только сказал, поднимается один и идет к нам. Я его тут же узнал — Доктор. Димитр Дончев — Доктор. Он был из коммунистов, воеводой у них ходил Дочо Михайлов. Слышал небось про Дочо, про него по всей Добрудже песни пели. Стоял он во главе отряда ДРО — Добруджанской революционной организации. Была еще ВДРО — Внутренняя Добруджанская революционная организация. Сначала это была одна организация, потом они раскололись и стали враждовать. Дочо вместе с румынскими коммунистами боролся против капитала, а те боролись против румынского угнетения.